Небо принадлежит нам

– Да. И я очень этому рада. Но он всегда так выглядит после курса химиотерапии.

– Это другое. Присмотрись к нему внимательнее, когда он проснется, и поймешь, что я хочу сказать, – произнес я уже громче, заставив Анну вскочить со стула и проверить, плотно ли закрыта дверь в спальню. – С тех пор как мы здесь, он изменился до неузнаваемости, Анна. К нему вернулся аппетит, речь стала намного лучше – врач говорит, что это первые признаки уменьшения опухоли. Джек…

– И чем именно его лечат?

– Как я и говорил по телефону, у него уже было два курса иммунотерапии…

Анна схватилась за голову:

– Боже, это словно дурной сон. Как ты мог, Роб?

– Но ведь лечение ему действительно помогает, – протестовал я. – Не то что химиотерапия. И побочных эффектов нет, вообще никаких!

– Так ты у нас теперь врач? Мы даже не знаем, что они ему вливают.

Я сделал медленный вдох:

– Мы так и не сдвинулись с мертвой точки. Мне правда жаль, что пришлось тебе солгать и увезти Джека сюда тайком. Это был единственный выход, но ты вечно отказывалась его обсуждать.

– Отказывалась? Да мы только тем и занимаемся, что обсуждаем эту клинику, потому что больше ты вообще ни о чем говорить не желаешь. Ты одержим, Роб.

– Ну конечно. Одержим. – Я подошел к буфету и плеснул себе виски, который купил в дьюти-фри. Анна многозначительно посмотрела на стакан и отвела взгляд. – Как я уже сказал, мы с тобой по-разному мыслим. Я был в отчаянии. И принял решение, которое до сих пор считаю единственно верным.

– Даже не пытайся меня разжалобить этой сказкой про отчаявшегося отца. Ты что – думаешь, ты один сейчас страдаешь, Роб? Это наш ребенок умирает, наш – а не твой. Думаешь, я по своей воле бросила Джека и помчалась ухаживать за матерью? Ты вообще представляешь, что я чувствовала, когда мне пришлось уехать от него, от своего дорогого мальчика?…

– Анна, я тебя об одном прошу – нет, даже умоляю: пожалуйста, поговори с доктором Сладковским. Он считает, что случай Джека не безнадежный, что у детей с глиобластомой часто наблюдаются улучшения…

– Еще бы он так не считал.

– Нет, Анна, он не обманывает, – твердил я. – Он честно признался, что многие дети умирают во время лечения.

Тут мой голос дрогнул, и я зарыдал – от беспомощности, несправедливости, как ребенок, который говорит правду, а взрослые ему не верят. – Он не обещал мне чуда – сказал лишь, что здесь Джеку дадут шанс.

– Естественно. Он всем это говорит.

– Что? Ты о чем вообще?

– Роб, да в Интернете бездна информации о нем, есть специальные форумы, целиком посвященные клинике Сладковского. Их ты читал? Или тебе хватило тех умилительных видео с сайта?

Анна открыла свой маленький дорожный чемодан и достала из него папку.

– Я знала, что ты мне не поверишь, поэтому приготовила доказательства.

Она протянула мне папку, в которой лежали распечатки с сайта под названием «Другие пациенты доктора Сладковского». Я рассеянно пролистал их, даже не читая, и спросил:

– По-твоему, несколько сообщений с какого-то левого сайта должны меня убедить?

– Ты даже на них не взглянешь? Ты перерыл весь Интернет в поисках информации о клинике, несколько недель кряду расписывал мне ее достоинства, убеждая, что это отличный шанс для Джека, а сейчас, когда я предлагаю тебе прочитать кое-что, не совпадающее с твоим мнением, ты даже слушать об этом не хочешь?

Я сел на диван и пробежал глазами несколько сообщений. Сайт показался мне знакомым, я точно встречал имена этих детей раньше: Наталья П., Петер Р., Эми Т.

Начинались все истории одинаково: внезапный диагноз, неумолимый прогноз, последняя надежда в лице доктора Сладковского – таких случаев я знал предостаточно. Вот только этим детям лучше не стало. После лечения в клинике опухоль быстро возникала снова, причем в более агрессивной форме, и родителям, влезшим в кредиты на сотни и сотни тысяч фунтов, оставалось лишь вернуться домой и смотреть, как их дети доживают свои последние дни.

– Ну и что? – Я со злостью бросил папку на диван. – Ничего нового тут нет. Сладковский постоянно говорит, что не дает никаких гарантий и что иммунотерапия далеко не для всех: на кого-то она действует, на кого-то нет, а почему – он и сам пока не до конца понимает. Но он не делает из этого тайны. Господи, да у него в договоре все риски подробно расписаны! Мне очень жаль и этих детей, и их родителей, но ведь есть и те, кому лечение в клинике реально помогло.

– Ну да. Джош, например.

Анна принялась шарить в сумке.

– И что это значит?

– Это значит, что у меня есть серьезные сомнения в том, что Джошу здесь помогли.

Я ошарашенно замотал головой:

– Да с чего ты…

– Вот. – Она всунула мне в руки новые копии. – Распечатала с форума «Дом Хоуп». Навряд ли ты это читал.