А однажды, когда мальчик, ровесник Кати, ударил её игрушкой по голове, Стёп сорвался с цепи. Ещё мгновение, и он впился бы в ребёнка. К счастью, Дора успела схватить его за ошейник. «Смотри, дома будешь сидеть», — выговорила она ему.
Чем старше становилась Катя, тем больше млела Дора. В состояние необыкновенное погружалась в те минуты, когда Катя обхватывала её за шею или целовала. Даже Соне Ипатьевне не сумела бы высказать словами истому, сладость, благоговение.
Естественно, Виточка спешила разрушить эти сладкие мгновения её жизни.
— Посадите ребёнка на место, — говорила она своим переливающимся жёсткой музыкой голоском.
— Чего вы всё тискаете Катю?
— Кто разрешает вам целовать её?
А ну, ведите её домой. Хватит ей гулять.
На робкие Дорины возражения — «Солнце же самое тепло…» Виточка отвечала:
— Обойдётся и без солнца.
В эти моменты клубок, в который свёртывается ненависть к Виточке, начинает пухнуть, и возникает дрожь, перебрасывающая ненависть во вселенную.
Но Дора не поддаётся. Спешит справиться с ненавистью, загоняет внутрь. И в другой раз, если Виточка поблизости, разыгрывает равнодушие к Кате, лишь бы девочку не увели, не отобрали. Она и без объятий, и без поцелуев обойдётся, главное — ребёнок туг, рядом, — смеётся, смотрит на неё из веснушек и золотистых кудряшек.
И, может быть, так и тянулось бы много лет, если бы Виточке не пришла в голову идея отобрать у неё квартиру.
— Почему у вас две комнаты, а у нас — одна-единственная, да ещё и в общей квартире? — спросила как-то Виточка, когда Дора гладила пелёнки у неё в доме. — Нас — трое. Разве не честнее было бы обменяться с нами?
В первый раз за все годы Кроль охнул в несогласии.
— Ты что, Виточка? Для матери квартира — всё. И у неё вон сколько животных! — поспешил он остановить разговор.
Виточка фыркнула:
— Ты совсем сбрендил. Сравнил животных и людей!
Отдать свою квартиру? Ту, что подарил ей Егор Куприянович?!
Нет, по-другому: отдать квартиру этой — «с картинки»? Чтобы в ней она ела Кроля?
Кролю отдать можно всё. Но отдать Кролю не получится… Получится — отдать Виточке, ибо она, когда разойдётся с Кролем (весьма вероятно, при первой же возможности это случится), обязательно, как пить дать, вышибет из него эту квартиру. И в придачу — машину, и тряпки, самые какие есть дорогие, да алименты. С ребёнком же видеться запретит, это уж точно. А Кроль притащится жить к ней, к Доре, — в общую квартиру.
Ничего Дора не сказала Виточке, догладила пелёнки и ушла. Во дворе встретила Соню Ипатьевну, возвращающуюся с авоськами книг и продуктов, и сгоряча брякнула — вот что Виточка предложила!
Не успела накормить зверей, как зазвонили в дверь.
Дора никого не ждала.
— Что случилось у тебя? — спросила Наташа с порога.
— Ничего вроде пока не случилось.
Наташа подхватила на руки своего любимца Икса, прижала к тощей груди.
— Виточка выселяет тебя?
— А ты откуда знаешь?
— Соня звонила. Сейчас тоже придёт, только сунет продукты в холодильник и что-нибудь перехватит.
И только тут Дора осознала: как пить даст, выселит.
— Надеюсь, ты не сказала «да»? — испуганная Наташа ходила за ней по пятам и пыталась заглянуть в глаза.
Но Соня не пришла вообще. Вместо неё прибежал Кроль. На себя не похож — губы прыгают, глаза тоже прыгают.
— Ты не бери в голову, мать, — забормотал он. — Даже думать не моги… Я не допущу.
Наташа засмеялась и брякнула:
— Ты-то? Овощ во щах…
Чего? — не понял Кроль.
— Тебя схлебают вместе с ложкой и вместе с тарелкой.
И опять он не понял.
— Сожрёт она тебя с потрохами, если хочешь напрямки, — сказала жёстко Наташа и поджала свои девчоночьи красные губы.
Видно, он никак не мог переключиться с одного на другое, и, по всему видно, баталия, первая в его семейной жизни, потрепала его основательно — он никак не мог врубиться в смысл Наташиных слов. И тогда Наташа встала, положила Икса на нагретое ею сиденье и выдала целую речь — по слогам:
— Пока не поздно, разуй глаза. Баба тебе досталась никудышная. Глупая, недобрая, корыстная, кривлячная, одно слово, пропасть тебе с ней. Изничтожит она твою душу. Бежать тебе надо, вот что. А к материной квартире близко не допускай.
— Да что вы все, бабки, ополчились против меня? — взвыл Кроль. Кряжистый, раздобревший, он, в бежевой курташке и в бежевых брюках, походил на недоумевающего, донельзя изумлённого мишку. — Сначала Виточка кричала на меня, даже ногами топала — обязан я сделать приличное жильё, вынь ей да положь, так кричала, что Катю разбудила и сосед застучал в дверь. А потом явилась Соня Ипатьевна и ну на неё, на Виточку то есть, кричать. «Влезла, — кричит, — разрушать чужие жизни! Хищница! И его не любишь, — кричит, — и всеми пользуешься. Ещё раз заговоришь о квартире, я напишу письмо на твою работу, что съела целого мужика, что отнимаешь у трудового человека квартиру, выстраданную жизнью, что командуешь тут, что нашла себе бесплатную работницу! За подписями всего дома! Дора здесь у нас всем известная!» Да что же это вы так все на неё? Ты-то, мать, скажи, разве мы разрушаем твою жизнь? — Кроль пытался ухватить её взгляд, а она не давалась, пряталась в платок.