Небо сингулярности

В процессе работы идеалист в ней бодался с прагматиком, и прагматик победил. Может быть, семена этого были посеяны еще в ее первом замужестве, может быть, появились позже: пуля в спину и полгода в госпитале в Калькутте ее переменили. Она сама тоже, конечно, стреляла, или же направляла механику превентивного возмездия, стерев с лица земли не одно гнездо фанатиков с ядерным оружием, будь то среднеазиатские борцы за независимость или свободные наемники, прикопившие в подвале слишком много бомб, а однажды – активисты движения в защиту жизни, решившие любой ценой защищать нерожденного ребенка. Идеализму трудно существовать, когда у других людей так много идеалов, предаваемых при реализации средствами, которые выбираются для борьбы за них. Она прошла через Манчестер через три дня после окончательного крушения «Интер-сити Ферм», до того, как дождем смыло печальные груды пепла и костей с сожженных улиц. Она стала настолько циничной, что лишь полная смена понятий, широкий взгляд на перспективы человечества помог ей сохранить самоуважение.

И вот теперь – Новая Республика. Дыра в захолустье, если честно сказать. Ее надо переделать любыми необходимыми средствами, пока она не заразила этой грязью более просвещенных соседей, вроде Маласии и Туркии. Но ее жители все же люди – и при всем том, что они творят со средствами массового уничтожения в явном неведении об их мощи, они все же заслуживают лучшего, чем то, что получат от разбуженного и рассерженного Эсхатона. Лучшего, чем остаться биться головами о что-то, чего не могут постичь, вроде Фестиваля, чем бы он ни был. Если они не могут понять его, то ей, быть может, следует домыслить за них немыслимое, помочь им как-то свыкнуться с ним – если это возможно. Самым тревожным, что известно ООН о Фестивале – единственное, что она не сказала Бауэру, – было то антитехнические колонии, вступавшие с ним в контакт, исчезали, и когда Фестиваль уходил, оставались только развалины. Почему такое происходило – она не имела понятия, но это был прогностически неблагоприятный признак.

* * *

Ничто так не способствует сосредоточенности разума человека, как знание, что через четыре недели его повесят, разве что знание, что именно он устроил диверсию на том корабле, на котором летел и на котором будет предан смерти через три месяца – со всеми, кто есть на борту. И хотя исполнение приговора еще далеко, шансы на отсрочку неизмеримо ниже.

Мартин Спрингфилд сидел в почти пустой офицерской кают-компании, держа в руке стакан чая, и бездумно таращился на потолочные бимсы. В отделке преобладали флотские мотивы: старые дубовые панели вдоль стен и деревянный паркетный пол, отполированный до блеска. На почерневшем от времени комоде стоял серебряный самовар под картиной маслом, изображающей человека, давшего кораблю имя. Полководец Ванек, ведущий кавалерийскую атаку при подавлении Восстания Роботов сто шестьдесят лет назад, – растаптывающий мечты граждан о жизни без принудительного труда на службе аристократов. Мартин поежился, пытаясь успокоить собственных демонов.

«Моя вина, – думал он. – И разделить ее не с кем».

Неутешительная судьба.

Он глотнул, ощутив под горьким вкусом чая едкую сладость рома. Губы у него уже онемели. «Глупец, – подумал он. – Слишком поздно переделывать обратно. Слишком поздно признаться, даже Рашели, чтобы вытащить ее из этой ловушки. Надо было сказать ей с самого начала, пока она не взошла на борт. Держать ее подальше от мести Эсхатона». Теперь, даже если он во всем сознается, или если бы сделал это до того, как включили патч в контроллерах ядра двигателя, это бы только обеспечило ему дорогу на электрический стул. И хотя диверсия была необходима, и даже если непосредственно из-за нее никто не погибнет…

Мартин поежился, допил чай и поставил стакан рядом с креслом. Он бессознательно сгорбился, шея склонилась под тяжестью нечистой совести.

«По крайней мере я поступил правильно, – пытался сказать себе он. – Никто из нас не вернется домой, но хотя бы дом останется там, откуда мы вышли. И необжитая квартира Рашели тоже».

Он вздрогнул. Невозможно было даже думать о своей вине перед флотом, но знание о присутствии женщины на борту не давало ему заснуть в эту ночь.

Суровые сигналы, зовущие людей на боевые посты, прозвучали где-то час назад. Что-то надо было делать с группой боевых кораблей Септагона, взмывших, как потревоженное гнездо шершней, в ответ на гибель рудовозов. Мартину это было все равно. Где-то в схемах управления двигателя атомные часы тикали чуть медленнее, зацепляясь за едва заметный завиток пространства-времени из ядра двигателя. Ошибка была, разумеется, весьма малой, но нарушение принципа причинности усилит ее невероятно, когда флот начнет обратный путь сквозь пространство-время.