Опираясь на данные агентурной разведки и доклады экипажей, штаб 8-й ВА доложил, что в результате бомбоштурмовых ударов по аэродромам противника было уничтожено и выведено из строя 89 самолетов люфтваффе.
Пруссаков Г.К. Военно-исторический очерк о боевом пути 16-й Воздушной армии (1942–1945) / Пруссаков Г.К., Васильев А.А., Иванов И.И., Лучкин Ф.С., Комаров Г.О. – М.: Воениздат, 1973.
13.08.1942 г
В новом соединении к нам отнеслись настороженно, подчас даже не скрывали иронии. Первое время командование, да и летчики побаивались «женских капризов», не очень-то верили в наши силы. Да и в самом деле, одно – летать в мирном небе на гражданских самолетах, другое – быть солдатом, каждый день идти навстречу смерти, зная, что так было сегодня, так будет завтра, послезавтра, в течение недель, месяцев, лет, до тех пор, пока где-то там, на западе, на чужой земле, не отгремит последний выстрел.
Справедливости ради следует сказать, что мы сами в какой-то мере дали повод относиться к нам с недоверием и иронией. Произошло это как раз тогда, когда наш полк совершал перелет из Энгельса на Южный фронт.
Стоял солнечный жаркий день. Еще не опаленное зноем небо было удивительно чисто. Внизу, под нами, расстилалась степь без конца и края: зеленый колышущийся океан. Земля еще не прогрелась, болтанка нас не мучила, лететь было одно удовольствие.
Соблюдая ровные интервалы в боевых порядках, мы приближались к станице Морозовской. Полет протекал нормально, шли точно по графику. Я обернулась назад к штурману Оле Клюевой: – Ну, как летим? Правда, здорово?
Оля в ответ улыбнулась и показала большой палец. Покрутив головой, она оглядела воздушное пространство, и с лица ее тут же будто стерли улыбку. – Маринка! – В голосе Клюевой звучала тревога. – Смотри!
С запада на нас стремительно неслись какие-то черные точки. Мозг обожгло: «Фашисты!»
Что делать? Я посмотрела на ведущего. Самолет командира эскадрильи Серафимы Амосовой спокойно продолжал полет. Неужели она не видит? – Марина! – кричит по переговорному аппарату Клюева. – Посмотри: соседнее звено рассыпается!
Сомнения кончились – впереди были вражеские истребители. Я покачала плоскостями, привлекая внимание ведомой нашего звена Нади Тропаревской. «Вижу», – ответила она тоже покачиванием. Одновременно мы произвели маневр. Звено нарушило заданные дистанции и интервалы. Самолеты резко потеряли высоту и пошли почти на бреющем полете. Теперь на фоне желто-зеленой степи трудно было заметить наши камуфлированные машины.
Истребители с воем пронеслись над нами, сделали боевой разворот и вновь устремились на беззащитные У‐2. Про себя я отметила, что почему-то не слышно тарахтения пулеметов. Мерзавцы! Еще издеваются! От волнения даже не поглядела на опознавательные знаки.
Минут через пять в воздухе появилась другая группа истребителей. Эти – наши, как показалось мне. Спасибо, выручили! И только на аэродроме выяснилось, что никаких вражеских самолетов не было. Под Сталинградом у Морозовской нас встретили истребители прикрытия. Летчики, зная, что летят необстрелянные «птички», решили проверить нашу выдержку и повели на нас «атаку». А между прочим, далеко не все девушки знали, что то были наши самолеты.
Весть об этом случае быстро разнеслась по всей воздушной армии генерала К.А. Вершинина. Остряки получили новую пищу для разговоров.
Чечнева М.П. Небо остается нашим. – М.: Воениздат, 1976. – С. 14.
Женщина-летчица перед зеркалом на полевом аэродроме. Юго-Западный фронт. Лето 1942 г. (РГАКФД)
14.08.1942 г
Я в паре с Михаилом Погореловым. Нам теперь часто приходится летать вместе. Меня назначили командиром звена, на петлицах ношу четыре треугольника – старшина. Миша у меня ведомый. Летает он хорошо, с ним спокойно в воздухе, как, впрочем, и на земле.
В составе группы мало самолетов – командир выпускает нас парами, звеньями, чтобы лучше изучали тактику противника, «знакомились» с немецкими асами.
С ходу бросаюсь на «мессеров», даже не выбрав для себя цели. Даю очередь по одному, сам отворачиваю от двоих, наседающих справа и слева. Ускользаю от них, как вьюн, снова захожу для атаки, прицеливаюсь. Один взрывается, падает. Теперь могу свободнее маневрировать и прицеливаться. Но тут новая неприятность: у самолета Михаила повреждено крыло, он вынужден отойти. Фашисты направляют на меня огонь, отсекают от других «яков», один за другим атакуют. Только успевай отбиваться.
Силы слишком неравные. Видимо, поврежден двигатель моей машины. Он начинает перегреваться. Затем в кабину пробиваются горячее масло и вода. Выхожу из боя внезапно: переворотом через крыло. Сажусь на ближайший аэродром. Но уже на пробеге машина резко разворачивается влево. Пытаюсь погасить разворот тормозами и рулем управления, но самолет встает на нос, переворачивается через крыло и ложится на спину. Я оказываюсь прижатым к земле вниз головой. Масло и вода льются по моей одежде. Поблизости никого, кто бы мог помочь.