Небо стоит верности

- Тогда уж прошу в письменном виде! - бросил Мосин и вышел.

Мы остались с Бутлером вдвоем.

- Не выходит у меня из головы высотное обоснование с воздуха, - сказал Бутлер. - Вспомнить бы характер ошибок в прежних опытах… Что нам мешало? Что? Постойте, кажется, вспомнил! Было определено, что замеры возможны только на одной, строго определенной высоте, которую не удавалось выдержать ни одному летчику. Вот почему и был отвергнут этот метод…

- Напрасно, - возразил я. - Выписывать кривую в воздухе над поверхностью рельефа нет необходимости. Сейчас есть приборы, которые укажут вам истинную высоту независимо от рельефа.

- Какие же?

- Да тот же радиовысотомер. Его импульсы настолько коротки, что прибор практически постоянно показывает истинную высоту над пролетаемой местностью.

- Интересно!

- И на моем самолете как раз такой высотомер. Попробуем?

- А что? - озорно блеснул глазами, Бутлер. - Назло главку!…

Неделя ежедневных полетов, а результатов никаких. Летаем над аэродромом на разных высотах - от одного до пятидесяти метров, но показания бортовых анероидов даже после посадки не сходятся с показаниями контрольного прибора, оставленного на земле. Неужели прав Мосин и незачем эти эксперименты?…

- Совпали! - вдруг объявил, однажды Соболевский, инженер-геодезист, что летает попеременно, с Бутлером на самолете и следит, за показаниями контрольного прибора. - Черт возьми, совпали!

Втроем склоняемся над приборами - контрольным и бортовыми. Их равнодушные стрелки уставились в одинаковые деления. Бутлер хлопает, себя по лбу и пускается в пляс.

- Застой! - выкрикивает он. - Ах, какие мы; ослы! Застой! В воздухе на какое-та время опаздывают показания приборов. Отсюда и разница с контрольными…

- И еще отсос, - добавляю я. - Ведь в кабине, возникает какая-то разряженность воздуха, мы ее не учитываем.

- Разряженность? В открытом самолете? - недоверчиво переспрашивает Бутлер. [71]

- Точно!

- Вот как? Вы это определенно знаете?

- Для чего же меня учили в летном училище? Точно!

- Что же, тогда попробуем еще!

Мы летаем еще несколько дней, а инженеры разрабатывают методику поправок к показаниям приборов, составляют соответствующие графики, и вот цифры замеров с воздуха приходят в соответствие с нормами технических допусков для высотного обоснования наземным способом, да еще на грани максимальной точности. Мою радость нетрудно понять: наконец-то наша значимость возросла! И как!

Усилиями многих людей создается комплексный агрегат, состоящий из трех анероидов, термометра, часов, радиовысотомера и фотоаппарата. В нужный момент инженер-оператор нажимает кнопку, сбрасывает затвор фотоаппарата, и на пленке фиксируется показание всех приборов, время и номер кадра. Теперь любые точки съемочного участка становятся доступными для высотного обоснования с воздуха. Бутлер отзывает все полевые партии на базу, а наши самолеты приступают к полетам по высотному обоснованию.

Какой- то шутник дает комплексному агрегату имя «АВТ -I» - авиация вместо топографа - первый. Название приходится всем по вкусу. «АВТ - I» установлены на два самолета - мой и Толи Сластина.

Глава 11. Цена беспечности

Неподалеку от места, где Маймеча впадает в полноводную Хету, расположился маленький таежный поселок. До того маленький, что ему не выделено место ни на одной географической карте. Напротив него, на узкой песчаной косе, - наш временный «аэродром»: два самолета, десяток бочек с горючим, пара ведер для заправки, два флажка на длинных палках, заменяющие нам посадочное «Т», и указатель направления ветра.

Живем мы в колхозном медпункте, где занимаем одну комнату. Она - общежитие и кухня, радиостанция и «камералка».

Вчера наш радист Иван Францев принял приказ Бутлера: «Доставить в верховья Маймечи отряд Апрелева, откуда он будет сплавляться на клипер-боте».

Утром, осматривая самолет перед вылетом, я обнаружил, [72] что шасси сместилось в сторону. Не было печали! Однако техник Петренко уверяет, что это пустяк - просто ослаб трос. И действительно, он подтягивает трос, и шасси становится на место. Я не придаю значения этому случаю и не задумываюсь о причинах, которые вдруг повлекли за собой ослабление двенадцатимиллиметрового троса, не предполагая, какой ценой буду расплачиваться за свою беспечность.

Вылетаю в паре с Анатолием. Обычно мы летаем порознь, так как каждый из нас ведет работу самостоятельно. Полет вдвоем диктуется необходимостью доставить отряд Апрелева одним рейсом.

Через два с половиной часа полета мы над местом, указанным для посадки. Присматриваю каменистую косу на прямом участке реки и даю сигнал Сластину: «Иду на посадку».

Снижаюсь, следуя изгибам ущелья. Вот самолет несется над водой. Гашу скорость, слышу, как шуршит под колесами галька. И вдруг удар! Воздушный винт врезается в землю, сила инерции швыряет меня лицом на приборную доску…

Видимо, на какое-то время я потерял сознание. Потому и не ощутил боли. Теперь горячие капли крови, стекая по щеке, тяжело шлепаются на пол кабины. Что же произошло? Почему самолет оказался на брюхе?…