Небо стоит верности

Сколько мы идем? Вечность… Вчера на перевале обронил в снег спички. Единственный коробок. Когда это случилось, не заметил. Но даже если бы заметил - не вернулся бы. Сотня пройденных шагов - полсотни метров. Две тысячи шагов - километр. Сколько их позади, сколько осталось?… Как в кошмарном сне, перед глазами пройденные речки с бурно кипящей, холодной как лед водой; подъемы и спуски, камни, припорошенные снегом, чавкающая под сапогами болотистая тундра, поросшая цепким, как колючая проволока, кустарником, и снова камни, речонки… Две тысячи шагов - километр…

В полдень вытряхнули весь остаток муки в жестянку и разболтали холодной водой. Такая еда не прибавила сил. Разделили последнюю плитку шоколада…

Чаще и чаще спотыкается и падает Петренко. Мне стоит невероятных усилий заставить его подняться. А как велико желание самому лечь хотя бы вот на этот камень!… Но… надо идти!

«Надо»! Какое хорошее слово в русском языке! Что бы мы делали без него!

Опять упал Петренко…

- Вставай, Иван.

- Не могу…

- Иван, надо.

- Нет… Мне уже не надо… Может, еще. тебе…

- Вставай, Иван!…

- Нет. Иди один. Если найдешь людей - пришли помощь. Если успеют…

- Дурень! - Я высказываю прямо в лицо Петренко все слышанные мною ругательства. Он внимательно слушает.

- Все? Помоги…

Я помогаю ему подняться.

К вечеру с плоскогорья открывается вид на долину Маймечи. Отсюда до поселка геологов километров пятьдесят.

Неохотно занимается рассвет. Посерело небо, а ветер прижал низкие облака к горам. К тем. самым, откуда мы недавно вышли. Идем вдоль берега реки, она здесь разлилась широким плесом.

- Не прошли ли мы эти Гули? - спрашивает Петренко.

- Не должны.

- Вроде у Гулей холмы, а тут, смотри, болото… Это северней. [77]

Я осматриваюсь - тайга и тайга. Вдали на реке - островок. Вспоминаю, что по пути с севера, откуда мы летели к Гулям, этот островок был перед поселком. Неужели прошли?

- Не могли мы пройти… Хоть один огонек в поселке да, заметили бы.

- Ха! - восклицает Петренко. - Ночь. Легли спать - и нет огней.

Этот довод кажется мне убедительным. Еще раз внимательно осматриваюсь: наверно, Петренко прав… Прошли.

Мы поворачиваем назад, к горам. Идем по своим же следам, оставленным на прибрежном песке. Тяжелая голова гудит, как пустая бочка под ударами палки, каждый шаг отдается болью в голове.

- Слышишь? - останавливается Петренко. - Самолет!…

Он неловко взмахивает рукой и падает на землю. Теперь и мне слышен отдаленный гул, напоминающий назойливое гудение шмеля, бьющегося в оконное стекло. А вскоре над вершинами лиственниц появляется темная точка. Она приближается, растет на глазах, и вот уже красное днище летающей лодки сверкает над нами. Я неистово машу руками, подбрасываю вверх фуражку. Самолет разворачивается и заходит, снижаясь, на нас. Мне видно, как в раскрытый блистер просовывается какой-то сверток, вот он отделяется от самолета и тяжело шмякается неподалеку. Я бреду к нему. Оказывается, это мешок. К нему прикреплена бумажка: «Оставайтесь на месте. Скоро пришлю за вами помощь - маленький самолет. Всего доброго! Мальков».

Лодка делает над нами круг и исчезает.

В мешке продукты, папиросы и спички. От табачного дыма кружится голова, и я опускаюсь на песок рядом с Петренко…

Вероятно, мы уснули. А может, это забытье от усталости и голода. Мы не слышали, как сел самолет, не слышали, как он подрулил к нам.

- Привет, ребята! - слышу голос Толи и открываю глаза.

Как будто не было томительного ожидания у самолета и кошмарного перехода через горы.

- Привет, ребята!…

Мы молчим.

- Я понимаю, - говорит Толя. - Вы устали, измучились… Всего пятнадцать километров не дошли до Гулей! Но ничего, по чарке вина - и все пройдет!

Откуда- то из карманов куртки он извлекает металлическую [78] флягу, кружку и наливает в нее вишнево-красную жидкость.

- По старшинству, - протягивает кружку Петренко. - Будь здоров!

- Постараюсь, - отвечает Петренко. - Без твоей заботы! - И отворачивается.

Сластин протягивает кружку мне. Я не в силах произнести хотя бы слово, холодное бешенство спазмой сжимает горло.

- Как хотите, - произносит Сластин. - А вот я выпью!…

Только теперь я замечаю, что он пьян. Не сдерживаюсь, ударом кулака выбиваю из его руки кружку.

- Так! - угрожающе цедит Сластин. - Руки распускаешь!… При свидетелях…

Жаль, что нет сил влепить ему затрещину.

Сластин ведет самолет над самыми крышами поселка, бросает машину из стороны в сторону, заваливая сумасшедшие крены. Но вот открывается галечная коса, и самолет тянет к ней над водой. Низко. Очень низко! Удар!…

Мы с Петренко вылетаем прямо в воду, там уже барахтается Сластин.

- Приехали… - заключает Петренко.

* * *

Несколько дней мы живем в маленькой избушке главного инженера геологической экспедиции Андрея Андреевича Волосатова.