Небо стоит верности

— В Певеке коварный микроклимат: может в одну минуту закрыть. И горы. А с посадочными средствами плохо. На Шмидте они лучше. Не сможем сесть там, тогда у нас есть запасной — Певек.

— М-м-да, — вздыхает Васильев. — Уравнение с одними неизвестными!

— Как и в каждом полете, — вступает в разговор Шевелев. — Такая уж работа у наших летчиков!

Васильев не отвечает. Он склонил голову к окошку и заглядывает вниз. А там все та же темная поверхность океана, взлохмаченная штормом…

— Горючего хватит?

— Должно.

О том, что Дима потихоньку перекачивает горючее из бочек в фюзеляжные баки, Васильеву не говорю.

— Спасательные средства есть?

— Да.

— А пользоваться ими хоть умеете?

— А как же? Это наша работа.

— Работа! — вдруг вскипает Васильев. — Наказание, а не работа! Сколько еще лететь?

— Час.

— Погода на Шмидте?

— Все та же: высота пятьдесят метров, видимость пятьсот, морось.

Инспектор встревожен, вновь и вновь перечитывает сводки погоды, посматривает на бензиномеры. Их показания, наверное, расстраивают его вконец: нетрудно подсчитать, что в баках горючего на полтора часа… Правда, он не знает, что еще на час полета есть горючее в бочках. Но и этого негусто…

— Может, пойдем на запасной? — спрашивает Васильев.

— Нельзя. Горючего в обрез. Идем напрямую. И погода на Шмидте нормальная…

— Это, по-твоему, нормальная? — тычет мне последнюю сводку Васильев.

— Нормальная.

— И горючего хватит?!

— Должно…

— Э-эх! — только и может вымолвить инспектор.

Вот и зона аэропорта. Снижаемся. Уже показались огни старта, пройдена ближняя приводная радиостанция.

И вдруг гаснут все огни, безжизненно повисают стрелки радиокомпасов. В наушниках молчание… Потом, уже на земле, узнаем, что на электростанции выбило от перегрузки предохранители, была запущена аварийная электростанция, но и она не выдержала перегрузки… А сейчас — темнота и молчание в эфире. Беспомощно повисли стрелки радиоприборов.

— На второй круг! — кричит Васильев, хватаясь за секторы управления двигателями. — На второй круг!

Пойти на второй круг — значит тут же потерять едва видимую землю. И неизвестно, сколько придется кружить в воздухе. Горючего не так уж много, и вряд ли удастся дотянуть до запасного… Значит, надо садиться! Я отстраняю руку Васильева от секторов и берусь за них сам:

— Будем садиться!

— На второй круг!

— Фары!

— Есть фары!

Светлые блины фар выхватывают серую ленту проселка, упираются в темную полосу бетона…

За ужином ко мне подходит Васильев.

— Правильно, командир, что не ушел на второй круг, — говорит он. — Правильно… Знаешь, за такой полет разрешаю экипажу по чарке… — И заговорщицки подмигивает мне.

— Есть, товарищ начальник! — в свою очередь подмигиваю и я. — Такая уж наша работа.

— И не сменим мы ее ни на какую другую! — подхватывает Марк Иванович. — Ведь так, друзья?

Глава 17 Счастливого плавания!

Как-то с Евгением Николаевичем Нелеповым, представителем Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института, на который мы работаем, оказался я в сахалинском порту Корсаков. Здесь мы познакомились с капитаном порта Борисом Константиновичем Потаповым. Капитан пригласил нас в свой кабинет.

— Взгляните сюда! — обратился он к нам, указывая на карты с данными долгосрочных прогнозов ледовой обстановки. — С каждым днем льда становится больше. От Погиби он наступает на Советскую Гавань и Шахтерск, от Охи — на мыс Терпения и на мыс Анива. Наступает, закрывая пролив Лаперуза. А кругом идут корабли, запрашивают обстановку, наиболее безопасный курс. Что я им могу дать? Только долгосрочный прогноз вашего института! А мне нужно знать ледовую обстановку на каждый день, на каждый час! Где выход?

— Евгений Николаевич, мы летаем через Анивский залив…

— Понял! — перебивает меня Нелепов. — Будет вам карта ледовой разведки, Борис Константинович! Даже две — утренняя и вечерняя. Только как вот доставлять их? От аэропорта до вас несколько десятков километров!

— А сбросить в порту нельзя? — отвечает вопросом Потапов.

— Куда?

— Ну хотя бы на крышу. Там есть площадка для наблюдения.

Мы поднимаемся на крышу порта. Площадка большая — больше палубы любого корабля.

— Будем сбрасывать сюда! — заверяю капитана.

— Ну, уж коль вы так покладисты, окажите еще услугу. К юго-востоку от мыса Крильон застряли корабли. Вывести бы их, а?

Назавтра вступает в силу наш словесный договор: корабли выведены, карта ледовой разведки подготовлена. Фома Симонович связывается с вахтенным радистом порта Корсаков:

— Корсаков, я — борт сорок один семьдесят семь. Приготовьтесь к приему карты ледовой обстановки. Через час будем у вас.

— Борт сорок один семьдесят семь, вас понял. Ваши координаты?

— Сто восемьдесят миль юго-восток от вас.

— Понял. Завтра в восемнадцать ноль-ноль ждем вашего прибытия.

— Не завтра! Сегодня! Через час! Поняли?

Длительное молчание в ответ.

— Понял. Вы находитесь в ста восьмидесяти милях от нас. Ждем завтра в восемнадцать ноль-ноль. Конец!

— Погоди!

Фома даже вспотел от злости, торопливо выстукивает снова:

— Я — самолет. Со скоростью сто восемьдесят миль иду к вам. Усек?..