Небо цвета крови

— Дин, это я, Курт… узнал?.. — и скромненько зашел в комнату, глубже втолкнул в легкие здешний угар, утлость. Все как в незапамятные времена — стены, потолок, костер, только Дин теперь иной: покалеченный, эмоционально выгоревший, расшибленный о дно жизни. На мои слова тот измученно вздохнул, будто старец перед последним издыханием, без спеха перекатил голову в мою сторону, заморгал. Глаза стали отходить от мути, теплиться, очеловечиваться. Из левого, тронув серебром ресницы, покатилась слезинка. Она капнула на бороду, раздвинутую у рта в улыбке. Ту, какую знал и по-своему любил. А следом себе: «Узнал. Узнал меня, дружище…»

Напарник долго не говорил, слезился глазами, словно любовался. Наконец сказал сиплым горячим голосищем, слегка разбивая предложения:

— Курт… Друг! Ты… пришел ко мне. Прости, что я… слегка не в форме… — вдруг ухарски вскочил, весь захрустел суставами, — уж думал, не дождусь! Как же я рад тебя видеть…

И — ко мне, раскорячив медвежеватые лапы. Обнялись, повисли друг у друга на шеях, нахлопывали спины.

— Не надейся — легко от меня не отстанешь! — посмеялся я, хотя у самого внутри — пепелище и бурелом. — Как ты тут?.. Вроде же хотел уходить… — заглядывая в лицо — отчитал: — И пьянствовать, смотрю, начал по-черному… за старое взялся?..

Дин насупился, большими шагами, заплетаясь в ногах, отдалился к окну, тяжело навалился на подоконник локтями. Плечи заходили горами, хребет по-конски прогнулся. Оттуда крикнул нетрезвым тенором, возмущенно:

— Никуда я не собирался пока отчаливать! Живу вот, как видишь, здесь. А ты, стало быть, за печень мою пришел бороться? Нотации выговаривать? Хватит, Курт… мне решать: пить или не пить, скопытиться тут или нет… — неожиданно развернулся. Лицо осатанело, раскраснелось. Блеск костра коробил его, гримировал, заливал глаза дегтем. И забасил в бороду: — Если осуждать меня пришел — можешь уходить: не собираюсь ничего…

— Джин с детьми похитили, Дин… наш дом сожгли… — осек я, изнеможенно привалился плечом к стене, изгорбил шею, углами глаз посмотрел на костер — тотчас всплыл в голове образ пожара, звон бьющихся бутылок с зажигательной начинкой, детский плач. Не стерпев — завыл, опустился на пол, жалкий, немощный. — Ничего нет, Дин… все отнято, порушено…

По комнате пошли грозовые шаги, потом — грохот стекла, еще один, удары по стене, крепкая брань, звероподобный крик. На секунду поселилась тишина, залился песней сквозняк. Безумным накатом работала глотка Дина, выбрасывала знойный воздух через рот. И вскоре голос, стихший, разумный, расставшийся с хмелем:

— Кто это сделал, Курт? Ты знаешь?.. Ты знаешь, спрашиваю?..

— Гремлин со свитой… — уронил я, закрыл глаза, — Дако заслал за деньгами…

— Но он их не нашел и забрал с собой твоих, — закончил за меня Дин, вновь хлопнули бутылочный звон, ругательства. — А все ведь налаживалось…

Я повернулся. Борода и плащ напарника в осколках, взгляд одурелый, бешеный, позади — дышит ветром пробитое окно. Потом произнес:

— Помоги мне их спасти, друг. Пожалуйста… — и дальше: — Не откажи…

Дин сходил к рюкзаку, вытащил воду, яростно напился, умылся, отходя от многодневной попойки. Далее безмолвно подошел ко мне, поставил на ноги. Искрясь подобревшими неистовыми глазами — взял мою руку, твердо сжал, положил вторую себе на сердце и заговорил задушевно, клятвенно:

— Все, что в моих силах, — все сделаю. Клянусь тебе! Жизнью клянусь!.. Вы же мне как родные! Ближе вас нет никого! Убивать за вас буду, в огне гореть…

— Спасибо тебе… — с признательностью выговорил я, проглотил собравшиеся слюни, — у меня мало воды, патроны почти на нуле — из Нелема вернулся только что…

Тот опешил, зрачки растеклись по всем глазам, белки зажелтели.

— Ты голову потерял, в курсе?.. Слава богу, что живой! — замотал головой, хитро подмигнул: — А насчет боеприпасов не переживай… — покивал на выход: — Пошли-ка, кое-что покажу тебе.

Спустились в подвал.

Напарник открыл черную железную дверь с сорванным замком, освобождая духоту, пропустил первым. Я встал в сторонке, огляделся: темнотища, под потолком трещали водопроводные трубы, на губы хлопьями садилась сухая пыль. Сверкнул фонарик Дина. Луч упал на два деревянных армейских ящика защитного цвета.

— Гляди, — и, пройдя, по очереди распахнул.

Перед моими глазами лежал подлинный Клондайк: в одном — две чистенькие трубы РПГ-7, оснащенные оптическими прицелами, с дополнительными выстрелами, во втором — четыре штурмовые винтовки, запасные магазины, комплект наступательных противопехотных гранат. С таким арсеналом да при большом желании — и Грим захватить — плюнуть и растереть.

— Ты — волшебник, Дин! Я тебе говорил? Откуда?! — обескураженно выдал я, раззявив рот.

Дин засмеялся, в смущении зачесал макушку, ответил: