Небо цвета крови

До Ридаса удалось дойти к обеду без каких-либо серьезных происшествий. Лишь один раз нам с Дином пришлось срочно пережидать крупную стаю костоглотов, рвущуюся в сторону города, устроив вынужденный привал в небольшом погребе одного полуразвалившегося деревянного дома. В остальном — все более чем спокойно. Да и погода опять не подвела. Устоявшееся с самого раннего утра чистое, безоблачное небо пока не капризничало и не показывало своего переменчивого настроения, балуя холодным, совсем еще не весенним солнцем. Иногда к нему прибавлялся морозный, но несильный ветерок, нередко проверяющий на прочность наши капюшоны и одежду, будто убеждаясь: вытерпим мы или замерзнем? А потом внезапно забывал о нас и шумел теперь уже где-то среди безлюдных жилищ, оставленных всеми построек, развалин, качких заборов, сбивал с ветвей наледь, шатал обесцвеченные зимами дорожные знаки.

У-у-у… у-у-у…

Сам же город, в далеком прошлом, как вещал мне Дин, — Нью-Сити, — никогда не славился хорошей репутацией. До катастрофы в нем редко задерживались порядочные люди, отели простаивали, зарастали пылью, а попутчики зачастую проезжали мимо, даже если путь через него был в несколько раз короче и удобнее. Так Нью-Сити со временем вымирал, исчезал с газетных строк, пропадал на картах, терялся во всех полицейских архивах. Виной всему — нехорошие слухи, вымыслы, овеявшие город. Еще в 70-х годах, когда в хрониках упоминались первые случаи бесследного исчезновения жителей, Нью-Сити начал обрастать дурной молвой, стремительно терять граждан. Сначала пропавших подолгу искали, привлекали на помощь добровольцев, нанимали частных детективов, даже заводили дела, но очень быстро обо всем этом забыли, утратили всякий интерес. А позже к нему принялись стекаться преступники всех мастей, воры, прожигатели жизни и темные лица с очень кривой и замороченной судьбой. Разные дороги и цели вели их в Нью-Сити, в надежде, что в нем можно легко нажиться, осесть и просто раствориться подобно теням.

Нас с Дином в этот проклятый город привели его «призраки прошлого», от каких не избавляли ни крепкий алкоголь, ни полное затворничество. С самых первых секунд нашего пребывания в нем меня не покидало недоброе предчувствие, ощущение на себе чьих-то озлобленных, лютых взглядов. Они жгли затылок, не позволяли спокойно дышать, каким-то незримым грузом ложились на плечи, оплетали железными цепями ноги. Каждый новый шаг по заснеженным улицам с бесчисленными рядами разворошенных автомобилей давался с огромным трудом, словно какая-то сила пыталась задержать, не пустить вглубь безмолвного города. И только напарник, ослепленный своим рвением, целенаправленно брел вперед, будто точно знал, откуда следует начинать поиски своих родных. Однако чем дальше мы уходили, тем сильнее становилось сомнение: удастся ли нам вообще здесь что-либо найти?

«Здесь же нет ничего, Дин!.. Одумайся! Куда ты нас всех ведешь!» — мысленно протестовал я, но на деле говорил в корне иначе:

— Ты хоть точно помнишь, куда надо идти?.. — Потом перешел мерзлые трамвайные пути, огляделся и дополнил: — А то будем тут плутать…

Дин, сделавшись резко недружелюбным, пролез через забитый снегом трамвайный вагон и коротко отрезал:

— Будем плутать столько, сколько потребуется, Курт… — и, поправив толстый капюшон, с удвоенной быстротой засеменил вдоль запорошенного пеплом тротуара с покоробившейся рядышком бетонной оградой.

Больше мы не разговаривали. Так и шли дальше: Дин уверенно и отважно, а я — с негаснущим чувством приближающейся беды.