Небо цвета крови

Последовал сдавшийся, примирительный вздох.

— Ладно-ладно… раскусил опять! — обиженно выпалил Дин и, секунду поколебавшись, наконец, сознался: — Ну, слышал я про нее давно от главы нашего поселения. Туда планировался основательный поход, набирались все желающие. Должны были и мы с Оливером пойти. Да не получилось — как раз тогда в Ридас пришли «Мусорщики». Не до походов резко стало. Если раньше нас город исправно кормил, то теперь мы могли остаться вообще без всего, — вдруг понизил голос, а у меня засвербело в душе — наверно, зря об этом всем заговорил. Затем все же продолжил: — Однако что касаемо названия станции — чистейшая истина. Своими глазами ее фотографии старые видел, что пылились в нашей маленькой библиотеке. Только, по правде говоря, никогда этой темы серьезно не затрагивался. Это глава ей бредил круглыми сутками.

Мечтал, что если мы когда-нибудь доберемся до тех запасов и… — махнул, — а… к черту об этом… не хочу — тошно мне.

— Как знаешь… — не стал я возражать.

Вновь повисло угнетающее молчание.

Дорога же начала показывать свой скверный характер, затеяла проверить нас на выносливость. Маршрут, какому мы неукоснительно следовали, нежданно обратился вязкой трясиной, выложился каким-то сплошным зыбучим ковром. Ботинки, подобранные с расчетом на ходьбу по схожей беспутице, оказались совершенно не пригодными к такому месиву и при любом удобном случае тянули меня вниз, будто к ним привязали чугунные гири. Усугубляло положение и скопление колючих, в кишащих мошках, кустарников, растущих в здешней слякоти. Те без конца пытались разодрать бесценный противогаз, поцарапать и так купленные по заоблачной цене фильтры, достать до шеи. Одно время хорошо помогали капюшон или вовремя выставленная рука, но потом и эти ухищрения перестали быть полезными — ветки и шипы все равно плетями били по лицу, стегали стоячий воротник, шкрябали рукава. Сильнее всего переживал за маску: оставь на ней легкий порез или маленький, пусть даже невидный глазу, прокол — едкие испарения при следующем дожде не пережить: моментом отравишься. Совсем уходят они лишь на четвертый-пятый день, и то при условии теплой погоды и сильного низового ветра. Потому-то первое время в доме никогда не открываются окна и двери, а Клер и Джин для страховки носят респираторы.

Но моему напарнику, расторопно пробивающемуся через непролазные джунгли заправским аборигеном, отмахиваясь одним ружьем, казалось все нипочем — заросли каким-то загадочным образом скользили по нему, как по маслу, почти не задевая шланг, с заботой обметали, не желали хлестать.

— Ничего-ничего, скоро уже отпустят нас! — оборвал томительное безмолвие Дин, с озорством отбиваясь от когтистых ветвей. — Не ночью все-таки идем — не заблудимся, в грязи, дай бог, не утонем!

— Как же ты тут в темноте-то пролезал?.. — с натуральным удивлением спросил я, уже едва волоча окаменевшие ноги, и тут же: — Здесь же идти-то невозможно — одна сплошная трясина. Утонуть — как нечего делать…

Тот скуповато, по-торговски посмеялся.

— Не с того ракурса ты на вещи смотришь, Курт, — философски подметил он, — зато никто другой сюда точно не сунется, и растяжку случайно не сорвешь. Можно сказать, абсолютно безопасный путь нам проложил. Потерпеть только самый пустяк — и все, а ты капризничаешь, как маленький, ей-богу. И так, считай, уже пришли, идти-то — слезы остались, — а затем оповестил: — Сооружение наше, если что, левее расположено, не пропустишь.

«Главное, прежде ни в какую дыру не провалиться…» — запылало в голове опасение и — Дину:

— Да я и сейчас, пока топаем, могу сюрпризов нахватать по самые уши, ты же знаешь. Особенно с моей-то феноменальной везучестью…

Дин ничего не сказал на эту мою самоиронию, периодически выплывал лишь загашенный древесный треск и хлюпанье мутной грязевой каши под ногами — упорно расчищал тропу.