Небо цвета надежды

Когда мы с Брайаном съехались, то решили вместе подать документы в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе – я, как папа и мечтал, собиралась изучать журналистику, а Брайан выбрал своей специализацией музыку. О чем Брайан умолчал, так это о том, что отец выгнал его из дома, потому что он отказался получать юридическое образование. А отлучив Брайана от дома, отец отлучил его и от кошелька. Впрочем, узнав, я не придала этому особого значения. Мы поселились в крошечной квартирке в Восточном Лос-Анджелесе, и мне очень хотелось превратить ее в настоящий дом. Тогда мне казалось, что больше нам ничего и не надо. Чтобы хватало на оплату аренды, мы оба подрабатывали – Брайан в кафе, а я сооружала гамбургеры в «Макдоналдсе».

– Зачем тебе работать? Ты учись, а деньги я буду тебе давать, – предлагал папа.

Лучше бы мне тогда его послушаться. Но в тот момент я твердо вознамерилась хоть раз в жизни не сдаваться и сделать все самой – так я доказала бы папе, что дочерью он может гордиться. Об этом решении я пожалела, как только Брайану вздумалось бросить учебу и собрать музыкальную группу.

– Это лишь начало! Вот увидишь – однажды моя группа прославится! – повторял он.

Чем нам теперь платить за квартиру, я не спрашивала. Вскоре я тоже перестала ходить на занятия и устроилась на три работы, чтобы прокормить нас. Одна из них была в местной газете, где я в основном разбирала почту, но это позволяло мне врать папе, говоря, будто я пишу статьи. Иногда, слушая пение Брайана, я представляла, как папа спрашивает меня: «Надрываться ради таких песен – какой смысл?» Однако папа ни разу об этом не обмолвился.

Каждый раз, слыша имя Брайана, папа кривился. Он был недоволен тем, что ради Брайана я оставила учебу, кроме того, я знаю, папа считал, что мы с Брайаном не пара. Я думала иначе. Брайан обладал качествами, которые я обожала, а жизнь его была так непохожа на мою собственную: ему хватало смелости жить как хочется и следовать за мечтой. И я понимала, почему папе он не нравился. Даже подпиши Брайан контракт с фирмой звукозаписи, ему никогда не стать достойным меня интеллектуалом – так полагал папа. Время от времени я задумывалась о том, за что вообще полюбила Брайана. За те минуты, когда мы сидели рядом на пляже, смотрели в ночное небо и считали звезды, как в детстве? Или за стихи, которые он мне читал? А может, за то, что он смешно морщил нос, рассуждая о чем-нибудь лиричном – например, о мгновениях, которые я когда-то делила с Муктой? Его музыка напоминала мне раги, которые играл Навин, но больше всего она напоминала мне о детстве, навсегда канувшем в прошлое.

Имелись у Брайана и другие черты, которые окружающие не ценили так, как я. Он отличался простодушием, а его непринужденная манера держаться лишь сильнее притягивала меня. Его было за что уважать: в музыке он находил отдохновение, она помогала ему сбросить бремя, подобное тому, что я постоянно таскала на плечах. Забыть о своей вине, похоронить ее под другой страстью оказалось непросто, но Брайану, похоже, это удалось, музыка вытягивала его, а моя вина следовала за мной повсюду. В воспоминаниях я вновь стояла на коленях посреди улицы и писала записку в надежде разрушить жизнь Мукты, и воспоминания эти преследовали меня каждый день, однако порой, когда Брайан был рядом, я на несколько минут или даже часов забывала о них. Рядом с ним я могла дышать, могла оставаться собой. Тогда я много курила и позволяла себе окунуться в сексуальное наслаждение. Я не казалась себе распущенной, и никакие внутренние обязательства меня не связывали. Я чувствовала себя… свободной.

– Ну когда же вы поженитесь?

За пять лет нашей жизни с Брайаном Элиза задавала этот вопрос то и дело. Время от времени Элиза бросала:

– Да вы просто созданы друг для друга!

Или:

– Вместе вы волшебно смотритесь! – будто убеждала нас остаться вместе. Элиза гордилась тем, что познакомила нас с Брайаном.

Элиза, между тем, не спешила давать отставку своему очередному парню, которого звали Питер. Однажды они пригласили нас на ужин, во время которого Элиза объявила о предстоящей свадьбе. Мы с Брайаном их поздравили, но мне вдруг захотелось побыстрее уйти.

Не знаю почему, но известие о свадьбе лучшей подруги было для меня невыносимым. Я побывала на многих свадьбах – папины друзья постоянно нас приглашали, и у меня сложилось впечатление, что в своем дружеском кругу папа – единственный, у кого дочь и не замужем, и в колледже не учится. На свадьбах, разглядывая радостные лица вокруг, я чувствовала себя невероятно одинокой. Жених с невестой сидели возле жреца, тот читал мантру, потом они выплескивали в огонь ложку масла ги[53], и священное пламя разгоралось ярче, а я смотрела на них и представляла, что это сидим мы с Брайаном, мою руку оплетает нарисованный хной узор, на ноге позвякивает пайял[54], и мы с любимым произносим семь священных клятв.