Небо в алмазах

— Чего он хочет? — спросил дежурный комендант капитан Семен Власович Котляр своего переводчика — студентку из Львова. Голос у Котляра осипший, глаза усталые бесконечно. Это было в первые дни взятия Берлина, комендатуру посещало несметное количество берлинцев с самыми разнообразными и порою неожиданными делами. Капитан Котляр — москвич, бывший наборщик, в гражданскую войну работавший сначала в подполье у белых, а затем командовавший партизанским отрядом — нынче волею судеб должен был на месте решать миллионы проблем, начиная от снабжения хлебом детей и кончая изложением советской точки зрения на расистскую теорию. Только что он разрешил женщине с ребенком переселиться из погреба, где она спасалась от бомбежки, в пустовавшую квартиру сбежавшего нациста, и рассудил тяжбу владельца мануфактурного магазина со своим продавцом, и послал патруль к тайному складу оружия, и направил к бургомистру трех артистов эстрады, предлагавших свои услуги, и выслушал донесение младшего лейтенанта Васина, обнаружившего ценности в разбомбленном доме. Вместе с первыми отрядами Красной Армии Котляр вошел в Берлин, одним из первых — в имперскую канцелярию Гитлера, арестовал около восьмисот эсэсовских офицеров, увидел мертвое тело Геббельса, исследовал подвалы имперской канцелярии и извлек оттуда несколько человек из числа немецкого высшего командования. С того дня, когда вошел в Берлин, спал урывками, где придется, как придется, выполнял самые неожиданные поручения, связанные с деятельностью комендатуры, и привык ничему не удивляться. Нисколько не удивился он и странному визиту берлинца с фотографией Владимира Ильича Ленина на фуражке.

— Что он хочет? — повторил Котляр свой вопрос переводчику.

Оказалось, берлинец, в общем, ничего не хотел. Продолжал что-то говорить очень быстро и очень несвязно, и переводчик с трудом понял: посетитель принес фотографии митингов и собраний с целью продемонстрировать свое отношение к антифашистскому движению. С этой же целью были прикреплены фотографии Ленина к фуражке и нарукавной повязке.

Порывшись в карманах, вытащил и положил на стол еще одну, совсем пожелтевшую фотографию. Семейный портрет — он, жена, маленькая дочь.

Переводчик разъяснил: фото двенадцатого года. Еще в 1912 году посетитель был членом социал-демократической партии. Сфотографировался с женой и ребенком именно в день, когда вступил в социал-демократическую партию.

— Ну, сфотографировался, — сказал Котляр. — Что же все-таки ему надо?

Посетитель повторил, что ему ровным счетом ничего не надо. Ничего не просит, ни на что не жалуется. Единственное желание — чтобы советский комендант знал его революционное прошлое. У него славное прошлое, таким прошлым можно гордиться. С 1912 года был социал-демократом и уже тогда симпатизировал Либкнехту. В 1918 году, когда был конгресс в Галле, разочаровался в социал-демократии и уже тогда симпатизировал спартаковцам. А в 1924 году он был членом коммунистической партии и даже имел серьезные неприятности из-за этого: фирма, где он работал приказчиком, отказала ему от должности.

Таким образом, у него очень большой революционный стаж, о котором, наверное, небезынтересно узнать советскому коменданту.

Котляр посмотрел на посетителя усталыми глазами.

— Спросите, где он живет сейчас? — сказал он переводчику.

Посетителю перевели вопрос.

— На Александер-плац, — сказал он с готовностью.

— А при Гитлере?

— Там же, — сказал он.

— А семья?

— И семья живет там же, разумеется, на Александер-плац, — сказал он.

— Как же это он жил легально, в центре Берлина, с семьей и его не арестовали нацисты, если он такой активный революционный деятель?

— Они меня арестовали, — сказал посетитель.

— Когда?

— После прихода Гитлера к власти.

Тут берлинец стал опять очень быстро и очень несвязно говорить о том, как он мучился в лагере, куда его отправили штурмовики, и как волновалась его жена, и как он стойко переносил лишения, и как отказался от своих убеждений.

— До каких же пор он просидел в лагере? — спросил Котляр.

— До 1933 года, — сказал посетитель.

— А потом? — спросил Котляр.

— Потом я вернулся домой.

— Куда?

— На Александер-плац.

— И с тех пор вы там живете?

— Да.

— И нацисты вас больше не трогали?

— Нет, они приходили два раза с обыском, но ничего не нашли. Я спрятал все эти фотографии в чулане. И эту фуражку тоже спрятал. Я знал, на какой риск я иду, совершая такой поступок. Но я все-таки спрятал фотографии.

— Когда был последний обыск?

— В 1935 году, — подумав, сказал посетитель. Он все еще улыбался.

— А потом?

— Потом не трогали.

Котляр, помолчав, вновь повернулся к переводчице:

— Не может быть, чтобы его не трогали с 1935 года. Ведь он член коммунистической партии. Не может того быть. Спросите его, как это могло случиться, что его не трогали с 1935 года?

Переводчик бесстрастно перевел вопрос.

— Видите ли... — сказал посетитель. Теперь он уже не разговаривал так быстро, хотя улыбка еще блуждала по его лицу. — Примерно в 1935 году мне пришлось... меня заставили выйти из партии... вопреки моему желанию...