Небо в фальшивых алмазах

Так, как она наказала меня, я врагу не пожелаю. Мой ребенок, моя девочка, она умерла у меня на глазах, не успев сделать ни единого вздоха. Справедливо ли это? Наверное, да, если вспомнить, как я жила. Зачем я лгала себе, что мне достаточно знать, что ты любишь меня, и что я совсем тебя не ревную к жене. Как я переживала, когда узнала, что у вас родился ребенок. Почему ты скрывал от меня, что она беременна? Боялся? Правильно делал. Я поздравляла тебя, а сама… О, боже, мне стыдно вспоминать, о чем я думала в ту минуту. А потом я тешила себя надеждой, что ты будешь любить нашего ребенка так же, как и ребенка Алевтины. Увы, я была покарана за свои греховные мысли, а тебе не суждено было разделить свою отцовскую любовь на двоих детей. Когда ты узнал, что я жду ребенка, ты сказал, что твое отношение ко мне не изменится. Как не изменится? Мы так же будем тайно встречаться раз или два раза в месяц? Нет, я больше не хочу. Эти встречи становятся невыносимыми. Я чувствую, что от моей души ничего не осталось, она перекочевала в твою душу. Я чувствую себя обескровленной и безликой. Решено. Потеряв ребенка, я обрываю ту нить, которая долгие годы связывала нас. Прощай. Завтра я тебе позвоню и сообщу о своем решении. Твоя Ада».

– Да, тяжело читать такие письма, – пробормотала я. – Надо дать прочитать его Алине. В нем четко написано, что ребенок Ады Семеновны умер у нее на глазах. Знай Алина об этом письме раньше, ей бы не пришлось торчать полдня в пыльном архиве.

Я покрутила в руках последнее письмо. Оно было написано крупным и неровным почерком. Буквы плясали в строчке, а сами строчки съезжали с линий тетрадного листка. Местами чернила расплывались кругами. Как я могла догадаться, Ада Семеновна писала письмо, рыдая над листом бумаги. Я посмотрела на дату и сравнила ее с датой на предыдущем письме – Ада Семеновна не писала Крошину тридцать лет.

«Леонид, – так начиналось письмо. – Не думала я, что вновь напишу твое имя. Не могу написать „здравствуй“, потому что там, где ты сейчас находишься, нет болезней и боли, все счастливы и спокойны. Я бы все отдала, чтобы уйти с тобой, но, видно, еще не срок. Я хотела обхитрить судьбу, а оказалось, что она обхитрила меня».

«Да она фаталистка, – подумала я, вчитываясь в неровные строчки. – И в прошлом письме она все свои несчастья связывала с судьбой, роком, проведением свыше».

«Была сегодня на твоих похоронах. К гробу подойти не посмела. У твоего изголовья стояли жена и дочь. Когда я их увидела, то едва устояла на ногах. За что мне такое испытание? Мысленно я часто представляла твою жену, и вот наконец-то мне удалось увидеть женщину, которая долгие годы жила с тобой под одной крышей, делила постель и родила тебе дочь. И все эти годы обманывала тебя. Впрочем, обманывала тебя и я. Странно, что судьба уготовила двум обманщицам повторную встречу лишь на склоне лет, когда ничего невозможно исправить.

Мы обе хотели изменить будущее. Ей это удалось, она прожила счастливую жизнь, обрела семью, родила ребенка. Она взяла мое имя и вместе с ним мою судьбу. Это я Алевтина Соколова. Это я должна была стать Крошиной, чтобы делить с тобой радости и невзгоды, в богатстве и бедности, до последнего вздоха.

А с чем осталась я? С одиночеством в четырех стенах и пачкой писем, которые я писала тебе и не отправляла, чтобы не дай бог не навредить тебе?

Как я ошиблась! Я позарилась на чужую семью, а в итоге потеряла свою. Что я наделала?! Что-либо исправить уже поздно, тебя не вернуть. Мне остается лишь каяться и просить прощения у Бога. Возможно, он нас простит, и на том свете мы будем вместе. Очень надеюсь на это.

Прощай. Твоя… Теперь у меня нет даже имени. От одного я отвыкла, другое мне стало ненавистно. Значит, просто до встречи».

Я еще раз перечитала письмо. От волнения меня начало знобить. Я вернулась в постель и завернулась в одеяло.

«Вот так дела! Как же дождаться утра? – подумала я, лежа в постели. – Что же получается? Девочка Алла, которую мы ищем, – не кто иной, как Алевтина Крошина, она же настоящая Ада Цибельман. С ума сойти! Алина точно сойдет. Может, сейчас ей позвонить? Нет. Пожалуй, в три часа ночи звонить можно лишь в двух случаях: когда кто-то родился или кто-то умер. А Шура таки оказался прав. Ключ к разгадке лежал в моей сумке. Как это я сообразила прихватить с собой пачку писем. Ай да я, молодчина! Умница. Гений».

Похвалив себя, я расслабилась и заснула. Проснулась я в полном одиночеств, Бобби не в счет. Он спит в ногах хозяйки до тех пор, пока та не встанет и не выгонит его из-под теплого одеяла.

– Ау?! Люди! – прокричала я.

Дом ответил мне тишиной. Взглянув на часы, я поняла, что катастрофически проспала. Меня не захотели будить, и я продрыхла да половины десятого. В это время Аня давно уже в школе, Олег на работе, а Шура… Где Шура? Надо бы его поблагодарить за подсказку.

Я влезла в халат и помчалась на кухню, чтобы выглянуть на балкон. Балкон был пуст. Никто не блеял и не жевал ивовые прутья. Пол был чисто выметен, клочки шерсти, которых еще вчера было предостаточно, убраны.