— Скажите, Дивин, у вас есть причины скрывать от меня что-то важное? Может быть, вас завербовали гитлеровцы, заслали к нам с заданием от их разведки? Нет? Тогда какого черта, сержант?! Или ты думаешь, мне заняться больше нечем, кроме как вести тут с тобой психологические поединки? — Младший политрук налег грудью на стол и смотрел на летчика с нескрываемым бешенством. — Работы пруд пруди, а он тут выкобенивается передо мной, в молчанку играет! Смотри, Дивин, довыступаешься, я тебе такую резолюцию оформлю, что враз перед строем приговор зачитают и башку дурную продырявят. Понял?
— Понял, — нехотя ответил экспат. — Извините, товарищ младший политрук, больше не повторится.
— Очень на это надеюсь, — особист вдруг схватился за щеку и тихо застонал. — У, вражина!
— Зубы? — осторожно поинтересовался Григорий.
— Они, проклятые, — пожаловался младший политрук. — Застудил, не иначе, болят — спасу нет!
— Так вам к врачу надо, — сочувственно произнес сержант. Ему вдруг стало неудобно за свое поведение. В чем, собственно, виноват этот парнишка, выполняющий свою работу?
— Без тебя знаю, — мгновенно окрысился особист. — Где время для этого найти, если такие, как ты, постоянно ваньку валяют! — Он нервно достал из кармана наброшенной на плечи шинели пачку «Беломора», взял из нее папиросу и щелкнул самодельной зажигалкой. — Покуришь вот, и вроде чуть полегче становится. А потом опять как накатит, спасу нет.
— Можно мне тоже закурить? — попросил Григорий, жадно глядя на папиросы. — Мои-то кончились давно. А от махры горло дерет ужасно, да и кашель страшный. Меня тут пехотинцы угостили, так я чуть не сдох.
— Кури, — младший политрук подвинул к нему пачку.
Сержант взял ее в руки, поднес к лицу и с шумом втянул носом запах.
— Ленинградские. Фабрика имени Урицкого, — с удовлетворением произнес он. — Позвольте зажигалку вашу?.. Спасибо. Как там город, держится?
— Трудно, — тяжело вздохнул особист. — Но стоит, сражается. Недавно вот школы снова заработали. А в конце месяца, говорят, даже футбольный матч проведут, представляешь? — Младший политрук оживился и, казалось, даже забыл про свои болячки. — Вот люди!.. Не то что ты! — вызверился он вдруг с новой силой. — На сотрудничество с органами не идешь, правдивую информацию предоставлять отказываешься. Ох, чует мое сердце, подозрительный ты тип, сержант Дивин!
— Да я…
— Молчать! — особист побагровел. — Надоел хуже пареной редьки. Иди отсюда, чтоб глаза мои тебя больше не видели!
В полк сержант попал спустя неделю после того, как перешел линию фронта. На родной аэродром, где разместился 586-й ШАП, его подбросила попутная полуторка. И первым из знакомых, кто попался ему на глаза, оказался Рыжков.
— Гришка, черт, живой! — вихрем налетел он на несколько ошарашенного такой бурей эмоций экспата. — А мы уже похоронили тебя. Думали, немцы тебя схватили и шлепнули. Это ведь я тогда тебя прикрывал, когда ты на брюхо плюхнулся, видел?
— Отпусти, медведь, задушишь, — отбивался от товарища Дивин. — Хрен им, фрицам этим. Я от них в лесу укрылся. Пробовали погоню за мной организовать, но я отбился и ушел. Даже нескольких эсэсманов из «Мертвой головы» грохнул, — похвастался Григорий.
— Врешь! — не поверил Рыжков. — Это ж зверюги еще те!
— Да я тоже не пальцем деланный, — ухмыльнулся экспат. — Ладно, расскажи лучше, как вы тут?
Прорва сразу погрустнел.
— Трудно. Мы-то еще ничего, так втроем и летаем — комэск, Петрухин и я. Первую эскадрилью здорово пощипали — у них всего четверо «стариков» осталось. На днях, правда, пополнение прибыло, по три летчика в каждую из эскадрилий, но им еще учиться и учиться. Да и с машинами напряг. Механики колдуют, по окрестностям рыскают, со сбитых машин запчасти снимают.
— А ты, значит, у нас теперь весь из себя такой прям ветеран, — с ехидцей подковырнул приятеля Григорий.
— Ну, ветеран не ветеран, а восемь боевых вылетов имеется, — не на шутку обиделся Рыжков. — Еще два, и обещали к награде представить.
— Ладно, не обижайся, — примирительно сказал Дивин. — Ты куда сейчас?
— Известно куда, на ужин.
— Ага, понял. Я к Бате, доложусь, а потом тоже в столовую, — решил сержант. — Наших там предупреди.
— Не учи ученого, — сухо ответил Рыжков, еще, по-видимому, обижаясь на подколку. — Иди, вон как раз Хромов куда-то с Багдасаряном направились.
Григорий повернулся. Командир полка и правда шел вместе с комиссаром, что-то возбужденно объясняя тому. Дивин махнул товарищу и резво припустил вслед за ними.
— Ну вот скажи, сержант, в кого ты такой? — Хромов смотрел на замершего перед ним по стойке смирно экспата с болезненным любопытством. — На кой черт ты на спецпроверке выделывался? Знаешь, что в сопроводительных документах особисты написали?
— Не могу знать, товарищ майор!