Еще, похоже, она жила не по часам, а по минутам, потому что частенько мой глаз натыкался на такое время встречи – «15.12» или «18.48». Очевидно, Ми принадлежит к породе людей, которые никогда никуда не опаздывают. На мой взгляд, подобное существование напоминает каторгу, но Смолякова стала вызывать у меня уважение. До того как прочитала ежедневники детективщицы, я совершенно искренне считала литераторов баловнями судьбы, сибаритами, которые вылезают из теплых постелек к полудню, потягиваясь, пьют кофеек, потом бродят по саду, ожидая вдохновения, часок тоскуют у стола, а затем отправляются в клуб или казино. Сейчас этот придуманный образ померк. Впрочем, я все же допускала, что среди литераторов случаются подобные особи, но Ми точно не относилась к их породе. Скорей ее можно было назвать лошадью, которая прет в гору неподъемную телегу, где сидит огромное количество народу. Даже летом у нее не имелось роздыха. Вот, допустим, июнь 2000 года: «16 июня. 18.00 – TV; 21.00 – радио», «17 июня. Издательство, название для новой книги, совещание. 18.00 – журналист», «18 июня. 10 утра – Наина. Взять корзину в цветочном магазине».
Я уставилась на запись. Десять часов утра? Совершенно нехарактерное для Ми время. Насколько я поняла, в первой половине дня она писала свои романы, ее деятельность вне дома всегда начиналась с пятнадцати часов. А тут – утро, десять! Почему Милада собралась поехать на кладбище к Наине в такое время? Хотя, может, погост рано закрывается?
Я схватила ежедневник за 2002 год. «18 июня. 10 утра. Наина. Взять цветы». Так, теперь заглянем в «склерозник» за 2001. «18 июня. Наина. 10 утра. Забрать розы». Я лихорадочно листала тихо шуршащие странички. Каждый год 18 июня, ровно в десять утра, Милада приходила на могилу Наины с букетом. Традиция не была ни разу нарушена.
Я аккуратно сложила разноцветные книжечки на место и легла на широкую кровать. К голове начала подкрадываться мигрень, но мне было наплевать на плохое самочувствие. Теперь точно знала, где и во сколько найду завтра Ми.
Глава 29
Чья-то сильная рука потрясла меня за плечо. Я села и с трудом разомкнула веки. Надо же, как крепко заснула…
– Что у нас случилось? – вылетело у меня изо рта, я совершенно забыла, что не дома. Но тут же взгляд наткнулся на чужую мебель, и я прикусила язык. Дашутка, осторожно, ты в комнате Смоляковой.
– Испугал вас? – произнес приятный баритон.
Я повернула голову и увидела обладателя только что трясших меня железных пальцев.
– Простите, не хотел, – улыбнулся мужчина и слегка покраснел, – меня зовут Володя Алексеев. Как себя чувствуете?
– Голова болит, простите, конечно, – принялась я исполнять роль смущенной поломойки. – Извините, на хозяйскую постель легла, но мне велели в спальне сидеть, а…
– Вас никто не станет ругать, – продолжал улыбаться и краснеть Алексеев. Внешне он казался смущенным, но глаза мужчины смотрели холодно и цепко. Стало понятно – передо мной профессиональный сотрудник неких правоохранительных структур, но явно не простой милиционер. На плечах Алексеева хорошо сидел черный костюм отличного качества, под пиджаком шикарная белая рубашка с модным галстуком, на ногах ботинки из дорогой телячьей кожи, а в целом вся одежда Владимира тянула не меньше чем на пару месячных окладов простого мента, а то и больше.
– Вы не бойтесь, – успокаивающе зажурчал Володя, – к вам никаких претензий. Как вас зовут?
– Даша, – проблеяла я, – простите, конечно.
– Дашенька, попробуйте вспомнить, что вы видели и слышали. Раиса говорит, вы сидели в шкафу и случайно стали свидетельницей ссоры между Вероникой и Лизой.
– Ой, я не хотела!
– Не пугайтесь. Сразу видно, вы – отличная работница и хороший человек, – приободрил меня Володя, – излагайте все спокойно.
Старательно изображая из себя туповатую особу, я завела разговор. Володя кивал и краснел, потом похлопал меня по плечу.
– Молодец. Представляю, как перепугались.
– Ага, до смерти.
– Ну, теперь все в порядке.
– То есть? – выпала я из образа малограмотной прислуги. – Что вы имеете в виду? – Потом спохватилась, вытерла нос ладонью и добавила: – Простите, конечно.
– С Вероникой Григорьевной не случилось ничего ужасного.
– Она жива?!
– Нет, увы, скончалась, – грустно протянул Алексеев, – несчастный случай.
Я захлопала глазами, а он спокойно продолжал:
– Увы, возраст! Веронике Григорьевне и раньше делалось плохо, давление у нее скакало. Милада пыталась вразумить старуху, но, знаете ли, пожилые дамы бывают своенравны. Вероника Григорьевна отказывалась принимать таблетки, ну и… увы… инсульт.
– Инсульт?