Завалы расшитых ковров и подушек, курильницы, кальяны, меха, – всё вперемешку, всё по-варварски роскошно, богато и бессмысленно.
В огромном шатре оказалось всего пятеро. Четверо сидели в ряд, поджав ноги; пятый устроился на возвышении, покрытом драгоценными тканями, настолько искусно сработанными, что они казались льющимися волнами золота пополам с серебром.
Этот пятый – высокий, с чеканным орлиным профилем, с иссиня-чёрными волосами до плеч. Лицо окаймляла аккуратная бородка. Глаза – тёмные, большие, чуть вытянутые, со странным мерцанием в глубине. На плечах – просторная, ниспадавшая волнистыми складками накидка невиданного сверкающего шёлка. Пальцы унизаны перстнями, на роскошном, явно подгорной работы поясе – кинжал в золотых ножнах. Рубины, изумруды, крупные огранённые алмазы, синие сапфиры – все сокровища земных недр теснились на ножнах и гарде, свидетельствуя при этом о полном отсутствии вкуса у владельца этого оружия.
Четверо сидевших вскочили, схватившись кто за ятаган, кто за скимитар; пятый же, на возвышении, не пошевелился, лишь ещё выше вскинул гордую голову.
– Хен-на амир эст, – проговорил Санделло, кланяясь и, свободной рукой надавив на затылок, заставил поклониться и Тубалу. – Эарнил торо ми.
Один из четвёрки, с длинной, гному впору, бородой, тщательно завитой мелкими колечками, сперва наморщил лоб, а потом заговорил. Зазвучал всеобщий язык, хоть и со странным акцентом.
– Воин Санделло… правая рука Вождя Эарнила… покоритель Запада… Проклятье эльфов…
– Да, это я, – спокойно и без тени рисовки сказал горбун. – Я, и со мной дочь великого вождя Эарнила, воительница Тубала. Лицезрею ли я великого Хенну, о котором идёт столько слухов?
Человек на возвышении не двигался, прожигая старого мечника взглядом.
– Ты воистину лицезреешь великого Хенну, всемилостивейшего повелителя, под чьей стопой дрожит твердь земная, воплощение благих богов, владыку, носителя и подателя Света, затмевающего сам солнечный диск!
– Прекрасно, – Санделло поклонился вновь, почтительно, но без подобострастия. – Вместе с дочерью моего павшего повелителя мы явились искать подданства великого Хенны, потрясателя основ.
Великий Хенна не проронил ни звука. Только взгляд его обшаривал шатёр, и, казалось, совсем не задерживался на горбуне.
– Вы пришли сюда незваными, но это не имеет значения. Мы рады всякому, кто жаждет приобщиться благости Божественного Хенны, – проговорил бородатый. – Я, Боабдил, смиренный слуга великого, удостоенный чести лобызать прах, попираемый его ступнями, готов…
Он замолк, потому что Хенна – сомнений не оставалось, это был именно он – вдруг резко сунул правую руку себе под тунику, сжав что-то, висевшее на груди, и заговорил.
Голос у Хенны оказался силён и низок, настоящий бас, почти что рык; глаза горели волей и решимостью. Слова хоббиту были непонятны, однако Хенна явно пока что не приказывал расправиться с дерзкими пришлецами.
Очевидно, погибших на внешнем кольце стражников до сих пор не обнаружили.
Бородатый Боабдил аж затрясся от усердия, едва Хенна закончил краткую речь.
– Я, смиренный слуга Хенны Светоносного, недостойный того, чтобы и край тени его коснулся б меня, передаю вам изречённые им в несказанной милости его слова. И они таковы: Божественный Хенна готов принять вас. Он видит ваше оружие и не страшится его, оно не причинит ему вреда. Возьмите его обратно, мы не станем препятствовать. Узрев своими глазами благость Божественного, вы сами отбросите все подозрения и станете в ряды нашего воинства!..
Хенна дослушал речь своего слуги, ухмыльнулся, широко развёл руки. Заговорил вновь, с явной насмешкой.
– И ещё говорит Божественный – ему ведомо, что с вами явились и другие, числом восемь, закутанные в покровы эльфийской магии; Божественный смеётся над попытками скрыть от него что-либо, они забавляют его. Он речёт к скрывающимся – явитесь перед его сияющим ликом, примите его слово и его дело! Ибо великий Хенна велик тем, что принимает всех, и нет для него ни лесного эльфа, ни подгорного гнома, ни истерлинга, ни харадрима, ни гондорца или обитателя северных стран. Все живые есть слуги Божественного Хенны, отмеченного благодатью великих и незримых богов!
Принц Форвё медленно распахнул плащ, за ним – остальные эльфы. Боабдил побледнел, подбородок его затрясся, трое других приближённых Хенны схватились было за оружие, пологи шатра колыхнулись, однако «Божественный» соизволил наконец приподняться, проревел что-то; голосина у него был как раз подходящий.
– Несравненный Хенна не изволит гневаться, хотя вы и отняли жизнь у некоторых его слуг, – трясясь, вновь заговорил Боабдил. – Он речёт, что давшие себя убить сами заслужили такой участи и недостойны служить Божественному.
Принц Форвё выразительно взглянул на хоббита. И Малыш с Торином выразительно глядели на хоббита. И Маэлнор с Беарнасом и Амродом.
Даже Тубала, и та.
Не смотрел один Санделло. Горбун глядел прямо в лицо Божественному Хенне, прямо и спокойно.