Читаем Небо войны полностью

— Как же они вырвались оттуда? — удивился я.

— Смелость и находчивость их выручили, — пояснил с улыбкой командир полка. — Как только сели, сразу бросились к мотору — выяснить, почему он остановился. Оказалось, что пуля перебила трубку и в мотор перестал поступать бензин. Летчики достали из бортовой сумки кусок дюрита, обернули им трубку, закрепили проволокой и, пока бежали к ним немцы, успели взлететь. Запасливый штурман спас. Вот так-то.

Я живо представил себе пшеничное поле, людей у поврежденного самолета, бегущих фашистов. Каким мужеством, какой волей должен был обладать экипаж, чтобы под носом у врага лечить свою раненую машину, а потом дерзко вырваться из лап смерти.

— Пойдем с нами ужинать, гость, — предложил командир полка.

— Вынужденный гость.

— Бывает. Мы соседи! — В голосе командира чувствовалось удовлетворение тем, что бомбардировщики выполнили свое задание.

Я был рад за этот вылет, за бомбардировщиков, за свое звено и такой удачный разрыв зенитного снаряда подо мной.

Как ни хорошо в гостях, а дома лучше. И угостили меня, и дали постель, и покормили утром, когда я поднялся вместе со всеми летчиками, чтобы отправиться на аэродром, — все было как положено. Но мне очень хотелось в родной полк. Там друзья, там своя, не похожая какими-то чертами на здешнюю жизнь.

Да, не похожая. Мне интересно было отмечать про себя отличие их порядков от наших. Когда мы с командиром полка вошли в столовую, там находилось уже много людей. Одни вставали, другие садились. Летчики сидели перед неубранной посудой и ждали, когда к ним подойдет официантка. Командир прошел к своему столу, и этого никто как будто не заметил. В столовой стоял шум голосов и звон посуды.

У нас ужин проходит совсем иначе — как в настоящем фронтовом полку. Вечером авиаторы собираются в столовой не только для того, чтобы поесть. Они встречаются после напряженной боевой работы. Кое-кто приходит раненым, кое-кто в лучах новой, только что завоеванной славы. А иных здесь уже больше не увидишь.

Нет, это не просто ужин. Наш командир и комиссар эту встречу за столами умеют всегда делать значительной, приятной для всех. У нас каждая эскадрилья имеет общий стол, составленный из небольших столиков. Все летчики занимают свои места одновременно. Ужин начинается кратким словом Виктора Петровича. Он говорит о павших в боях, отмечает героев дня. Музыка хоть и не всегда импонирует настроению летчиков, но все-таки помогает им на время отвлечься, забыть о тяготах войны.

На второй день я с утра начал хлопотать о своем самолете. Но ведомственные преграды и во время войны оказываются подчас сильнее законных и благородных стремлений. К вечеру мой самолет был совершенно исправным, готовым к полету, но стоял без колеса. Я бегу на КП, умоляю инженера поставить колесо.

— Ничем не могу помочь, — отвечает он.

— Но я же бездельничаю, самолет простаивает. Мне воевать надо.

— Пойми, не я отказываю — командир БАО. Он считает, что ты не нашего полка, и он не имеет права дать тебе, чужому, колесо. Звони в свой полк, проси, чтобы привезли.

Звоню в полк, прошу привезти колесо. Обещают на рассвете доставить. Что ж, придется еще раз поужинать под тарахтенье тарелок и ложек.

Утром рядом с моим неподвижным МИГом пробегают самолеты, уходящие на боевое задание. Где-то там, севернее Котовска, в небе идут жаркие бои, а я «загораю» на аэродроме. Солнце уже стоит в зените, а нашего У-2 нет и нет. Уже вечер, а его все нет. Что могло помешать?

Жду.

Летит! Радостно увидеть над землей знакомый силуэт трудяги У-2, который летит тебе на выручку.

Вот оно, собранное, накачанное воздухом колесо! Катится к моим ногам.

Доставивший его молодой летчик смотрит на мои хлопоты как-то равнодушно.

Спрашиваю:

— Что нового в полку?

— Воюют… — односложно отвечает он.

— Почему рано утром не вылетел?

— Самолет чинили… «Мессеры» крыло пробили.

— Был налет?

— Это и задержало. Одного ихнего тоже свалили. Прямо на аэродром шлепнулся.

— Кто сбил?

— Один оружейник из самодельной зенитки.

— Пулеметом на подъемнике?

— Да.

Мне не терпится быстрее вернуться в полк. Всего двое суток не был там, а сколько новостей! Передав колесо техникам, я возвращаюсь к У-2. Хочу расспросить лейтенанта обо всем поподробнее, но он торопится лететь.

— Проверни винт, — просит летчик.

— Подожди, проверну. Из наших никто не погиб?

— Вчера один… Сегодня ездили хоронить.

— Кто?

— Не запомнил фамилию.

— Во время налета?

— Нет. «Хеншель» появился над аэродромом. Разведчик, наверно. За ним погнались наши, двое. Один такой черный, с бакенбардами.

— Фигичев погиб?

— Нет, он вернулся. Погиб его напарник. Забыл фамилию. Хотел выручить Фигичева…

— Как все это произошло?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии