Небо войны

Когда все главные вопросы были решены, я обратил внимание генерала на то, как обуты летчики. Сапоги у всех были потрепанные, и это производило очень неприятное впечатление.

– Почему же не замените? – спросил Хрюкин.

– Не дают. Говорят, «срок не выносили».

– Срок? – удивился командующий. – Да разве летчики повинны в том, что здесь целый месяц стоит распутица и им приходится месить грязь?

– И мы так говорим, но наши слова оставляют без внимания.

– Сапоги будут!

…Прикрыть Сиваш, чтобы ни одна бомба не упала на пехотинцев, – это было первое специальное боевое задание полку. Мне надлежало хорошенько продумать его и найти наиболее верные способы надежного прикрытия своих наземных войск в этих условиях.

Я решил одну эскадрилью посадить у самого Сиваша, в Дружелюбовке, и установить там дежурство. С появлением на горизонте немецких бомбардировщиков дежурное звено должно было взлетать «по-зрячему».

А с основного аэродрома мы вели наблюдение за воздухом с помощью радиолокатора. Он позволял обнаруживать вражеские самолеты задолго до подхода их к линии фронта.

Как только планшетист докладывал о появлении противника, я выпускал сигнальную ракету и дежурная эскадрилья немедленно поднималась в воздух. В назначенный час она была уже над Сивашем. Эскадрилью, расположенную в Дружелюбовке, за исключением звена, взлетевшего «по-зрячему», я нацеливал командой по телефону. Если я сам не вылетал на задание, то руководил боем по радио, ориентируясь в обстановке с помощью локатора.

Эскадрилью, выдвинутую на площадку у Сиваша, возглавлял ветеран полка Аркадий Федоров. С основного аэродрома группы водили в бой Речкалов, Клубов и Еремин – тоже испытанные командиры и закаленные воздушные бойцы.

Мы, таким образом, отказались от непрерывного патрулирования с рассвета до темна. Зато в нужный момент над Сивашем появлялись крупные силы наших истребителей и успешно отражали налеты врага. Летчики эскадрильи Федорова использовали даже вечерние сумерки, чтобы выскочить со своей площадки и перехватить немецких бомбардировщиков.

На наши переправы бомбы больше не падали. Зато в Сиваш падали горящие «юнкерсы».

В плохую погоду, когда над Сивашем в воздухе было спокойно, я уходил с Голубевым на «охоту» в море.

Низкие облака, не позволяющие авиации действовать на линии фронта, не мешали немецким самолетам поддерживать связь Крыма с Одессой, а нам с Голубевым – «охотиться» за ними. Когда надвигалась осенняя хмарь, мы радовались ей: лишь в такой день мне можно было надолго оставить полк. При такой погоде, предполагал я, над морем свободно разгуливали немецкие самолеты. Подвесные бачки у наших самолетов позволяли нам с Голубевым искать их далеко от берега.

Серая, промокшая земля, пустынные, раскисшие дороги, словно обезлюдевшие села. Чаплинка, Калончак, Скадовск, Тендеровская коса с белыми песками. И вот под нами, совсем близко бурное, с пенными загривками на гребнях волн, такое же серое, как и нависшие над ним облака, вечно живое море.

На бреющем у самой воды нам нужно лететь долго, забыв о земле. Только где-то там, над морем, мы сможем случайно напасть на вражеский самолет, а для этого надо походить немало времени, доверясь машине, себе. Нам только бы увидеть самолет противника. Где проходит один, там курсируют десятки. Маршрут между Саками и Одессой обязательно существует! По суше связи уже нет.

Я приучил себя к морю еще на Кубани, потом летал у Таганрога, Осипенко, Мариуполя. Но, взглянув сейчас на него, вниз, я думаю о его глубине, о том, что берег в случае чего нам ничем не поможет. Спокойствие поддерживает во мне ровно гудящий мотор, застывшие стрелки приборов. Но сказать «приучил» – это слишком категорично. Каждый раз, когда я смотрел за борт и видел темное, штормовое море, я на какие-то секунды отключался от восприятия звуков мотора – меня всего поглощала страшная стихия воды. Усилием воли я избавлялся от ее «магнетизма», возвращался к надежному мирку своей кабины, к стрелкам приборов. Но теперь в первые секунды мне казалось, что и мотор гудит не так, как раньше, и стрелки угрожающе сдвинулись к критическим пределам… Нужно было некоторое время, чтобы снова проникнуться уравновешенной мощной силой машины. Несколько слов, обращенных к Голубеву, его ответ приносили ощущение обычности нашего полета.

Берег давно остался позади. Чтобы обнаружить предполагаемый маршрут пролета вражеских самолетов, мы начали бродить над морем, то и дело меняя курс.

И вдруг… Он шел левее и чуть выше нас, под самыми облаками. Это был крупный трехмоторный «юнкерс-52».

Прижимаясь к воде, я подкрался к нему очень близко, но он никак на это не реагировал. Экипаж бомбардировщика, видимо, и не предполагал, что в такую погоду над морем могут оказаться наши истребители.

Первая очередь заставила «юнкерса» опуститься к воде. После второй он загорелся и рухнул в море. Раздался взрыв, по воде разлилось пламя.

Через несколько минут мы встретили другого «юнкерса». Только я подумал о развороте для атаки, как вдали на горизонте появилась целая группа самолетов.

Что делать?