Небо войны

А «мессершмитты» наглеют. Вижу, как один из них устремился в атаку на «киттихаук». Доворачиваю машину и пристраиваюсь ему в хвост. Он уже в прицеле, но за ним виден и наш самолет. Если дать очередь из пушки, то вместе с врагом можно поразить и своего. Поэтому открываю огонь только из пулемета. «Мессершмитт» как бы нехотя переворачивается и срывается вниз. Опоздай я хоть на секунду, наш истребитель не отделался бы несколькими безопасными пробоинами.

Не буду описывать всех так или иначе повторяющихся подробностей боя. Скажу только, что закончился он так же внезапно, как и начался. Мне в этот вылет удалось сбить четыре «мессера».

Когда возвратились домой, с удивлением узнали, что за нашим поединком наблюдал с переднего края командующий ВВС фронта генерал К. А. Вершинин. В полк уже пришла от него радиограмма, в которой он объявлял всем летчикам моей группы благодарность за смелые действия и сбитые вражеские самолеты.

Через некоторое время на аэродром возвратилась четверка, которую водил Крюков. Вслед за ним тоже пришла благодарственная радиограмма. Крюков на глазах у Вершинина сбил три немецких истребителя. Его и меня командующий приказал представить к награждению боевыми орденами.

К чувству радости внезапно примешалась тревога. Мне вдруг подумалось: как отнесется к радиограмме Краев? Наверное, прочтет и скажет: всего несколько дней воюем – и уже к награде представлять? Рано! А главное – кого? Того, кого он собирался под суд отдать?

Но я тут же отбросил эти мысли. Самым важным и самым приятным для меня было то, что нам удалось одержать верх над численно превосходящим нас врагом. А что будет, когда полк введет в бой всех молодых летчиков, когда в воздух поднимутся полнокровные эскадрильи?! Держитесь тогда, «мессеры» и «фоккеры»!

На земле, в полку, пока мы были в полете, жизнь тоже приготовила новость. К Вадиму Фадееву приехала молодая жена. Когда мы отправились на фронт, она осталась в городке возле Баку. И вот не выдержала разлуки.

Фадеев, не доехав до общежития, на ходу спрыгнул с машины у домика, который Людмила сняла под квартиру. Махнув ему рукой, я смотрю вослед, думаю о нем. С доброй завистью думаю. В первых же боях над Таманью он снова отличился, упрочив за собой славу храброго и умелого истребителя. У нас в полку все его любят за добрый и веселый характер, за отвагу в боях. Я радуюсь успехам друга, мне приятно, что не ошибся в нем.

Правда, мне не всегда по нутру удаль Фадеева, порой я ругаю его за отсебятину и лихачество, которые могут привести к печальным последствиям. Вот и сегодня он всех заставил изрядно поволноваться.

Мы возвратились с боевого задания. Самолеты один за другим стали заходить на посадку. И вдруг Вадим выкинул очередной фокус. Он стремительно пронесся над самыми верхушками деревьев, круто ушел вверх и начал крутить «бочки». Эффект, конечно, был потрясающим. Мы, разумеется, поняли, для кого старался Фадеев, кто, кроме нас, наблюдал с земли за его цирковыми номерами.

Неожиданно в небе появились немецкие истребители-охотники. Вывалившись из облаков, четверка «мессеров» как снег на голову обрушилась на наш одинокий самолет. А Вадим, увлекшись фигурами, ничего не замечал вокруг себя.

Находившиеся на аэродроме летчики встревожились не на шутку. Федоров бросился к своей машине, чтобы включить рацию и предупредить Фадеева об опасности. Успеет ли? Но, к счастью, Вадим сам как-то догадался оглянуться. И когда в воздухе сверкнула вражеская пулеметная очередь, он резко бросил машину в сторону и затем круто спикировал почти до самой земли. Спасся, как говорится, чудом. Не сумев сбить его внезапной атакой, «мессеры» сразу же развернулись и ушли за облака.

Когда мы оказались с Вадимом наедине, я по-дружески поругал его и посоветовал отказаться от ребяческих замашек. Он попытался все свести к шутке, но наш разговор случайно услышал подошедший Погребной.

– Он дело говорит, Фадеев, – поддержал меня замполит, – тебе надо крепко подумать над своим поведением в воздухе.

Фадеев остался на аэродроме, а мы с Погребным пошли на КП. По дороге замполит попросил меня:

– Поговори с ним еще раз. Он тебя лучше поймет. Верно, что ребячество в нем скоро перебродит. А летчик он замечательный.

– Я тоже боюсь за него, – откровенно признался я Погребному. – Ухарство всегда кончается плохо.

Из этого случая были сделаны и другие выводы. Учитывая, что вражеские истребители-охотники стали подкарауливать наших летчиков на посадке, командование полка приняло меры предосторожности. Теперь при возвращении группы с задания одна пара самолетов обязательно оставалась в воздухе для прикрытия аэродрома. Она садилась последней. А тот, кто приземлился первым, оставался в кабине до тех пор, пока не сядет патрулировавшая пара, готовый сообщить по радио об опасности. Пришлось снова, как когда-то при обучении молодежи под Зерноградом, повторять летчикам известную истину: пока ты не оставил кабину самолета, полет для тебя не кончился, все время будь начеку.