Небо войны

…На следующий день прибыл самолет, обещанный командующим армией. Я положил в кабину меховой комбинезон для своего будущего пассажира и зашел в землянку, где собрались товарищи проводить меня в не совсем обычный полет. Со всех сторон посыпались шутки, напутствия:

— Один не возвращайся!

— Особенно без нескольких бутылок «Московской».

— Откуда там может быть такая роскошь?

— В Днепропетровск загляни. С пустыми руками в село не пустим.

— Посматривай в полете в сторону Днепра. За рекой еще немцы. Такой «скороход», как у тебя, для истребителей — семечки.

— Ну, хватит каркать!..

Когда я два часа спустя нашел в почти таком же, как и Черниговка, селе хату, в которой помещалась санчасть, Мария, увидев меня, заиндевевшего, воскликнула:

— Неужели ты?.. В такой холод!

— Прилетел за тобой, — сказал я.

Я имел право произнести эти слова, а она — услышать их. На лице Марии, в ее глазах отразилась растерянность. Мы начинали в своей жизни что-то новое, наше. В дни войны это было чем-то большим, чем просто любовь и просто женитьба. Суровое время, война, бои щадили нас, а мы, разделенные фронтами, щадили наше чувство, берегли его. Теперь мы имели право на свое счастье, пусть непродолжительной совместной жизни — нам было ясно, что Мария все время при мне находиться не сможет.

На оформление всяких переводных документов ушел целый день. Наутро все было готово к отлету, но вновь разразилась пурга. На аэродроме оторвало наш самолет и повернуло, понадобился ремонт. Мы еще задержались на сутки.

Вечером пошли в клуб на танцы. Подружки Марии, подходя к нам, говорили ей какие-то особые, полные искренности и волнения слова.

После танцев нас пригласил к себе на ужин командир авиационного полка, базировавшегося в этом селе. Майор был уже немолодой, его семья жила в глубоком тылу. Когда мы пришли к нему, нас встретила молоденькая красивая девушка в военной форме и принялась накрывать стол.

— Моя жена, — полушутливо представил ее майор. По его тону, по тем тонким признакам, которые мы очень быстро разгадываем, я понял, что эта молоденькая девушка не назвала бы майора своим мужем. Это сразу испортило и мне и Марии настроение. Мы поужинали, обмениваясь общими, пустыми словами, говорить было не о чем. Взаимоотношения, такие, как между девушкой и майором, кое-где бытовавшие на фронте, были не похожи на наши. Мы обменялись взглядами. Уже собираясь домой, закуривая на кухне с майором, я спросил его:

— Кто это?

— Хороша? — ответил он вопросом, улыбаясь.

Я поддакнул. Он загорелся желанием похвастаться.

— Как-то по дороге встретил, забрал в часть, оформили в БАО.

Пока дошли с Марией до своего дома, поссорились, наговорили Друг другу глупостей. Мы не понимали тогда, что с нами произошло. Наше чувство, наши чистые намерения связать навсегда свою жизнь оказались перед лицом этой легкой связи как бы поруганными, униженными, обесцененными.

Когда мы приземлились на аэродроме в Черниговке, летчики окружили нас.

— Мы издалека угадали, что это свадебный самолет.

С аэродрома мы всей компанией поехали ко мне на квартиру. Хозяйка дома, предупрежденная моими друзьями, приготовила свадебный стол.

Через некоторое время я, потеряв надежду оказаться в большом городе, зарегистрировал свой брак с Марией в сельском Совете Черниговки.

Началась напряженная учеба — занятия в классах и на аэродроме, полеты над заснеженной степью. Мы снова и снова изучали боевой опыт, анализировали свои прошлые воздушные бои, готовились к вылету на фронт.

В одном из полетов я решил отработать стрельбу по наземным целям из перевернутого положения. Идя на бреющем над полем, я делал горку и, перевернув самолет, стрелял по кучкам старой соломы, торчащей из-под снега.

Выравнивал машину почти у самой земли. .

Только приземлился, как меня срочно вызвал Дзусов.

— Ты чего там фокусы устраиваешь? — строго спросил он, когда я доложил ему о прибытии.

— Это не фокусы, а тактический прием, — возразил я.

— Я не сомневаюсь в этом. Но на тебя смотрят молодые летчики. Они тоже захотят попробовать выполнить то, что делаешь ты. А это им пока не под силу. Хочешь, чтобы они разбились?

— Этого не учел, — признался я, испытывая чувство неловкости.

— Если понял, иди.

— Больше такого не будет, — заверил я, осознав правоту слов командира дивизии.

Вечером Дзусов снова вызвал меня. «Неужели опять по поводу этих полетов?» — подумал я, поднимаясь на крыльцо штабного домика. Но по приветливому лицу комдива сразу понял, что причина вызова совсем другая.

— Отвоевался ты, Александр Иванович, — сказал Дзусов. — Тебя отзывает Москва. Бери расчет, личное дело, выписывай проездные документы и отправляйся в штаб ВВС. Едешь на выдвижение. Поздравляю!

Я так растерялся, что не нашелся, что ответить. Мысли смешались. Ведь я все время жил надеждой улететь на фронт.

— Отбыть сегодня, — уточнил Дзусов, пожимая мне руку. — Специально звонили и просили поторопить с отъездом.

Я вышел на улицу.

Бросить полк, уйти с фронта?..

Мне было жарко, хотя на дворе стоял морозный солнечный день.

18. Москва близко