Небо за стёклами (сборник)

Роговина она застала старательно моющим руки. Он был в халате и, видимо, готовился к операции, за которые брался только в особо серьезных случаях.

Нина доложила. Подполковник обернулся не сразу, а когда взглянул на нее, Нина поняла по его лицу, что случилось что-то очень серьезное, и сердце ее замерло.

— Садись, — начальник молча указал глазами на белую табуретку. — И спокойно… Только что к нам привезли твоего отца. Положение весьма тяжелое. Я сделаю все, что умею. Но я тоже только смертный… Он знает, что ты здесь, и находится в полном сознании. Я хочу, чтобы вы увиделись до операции. Две минуты, не больше. Понимаешь меня? — Он умолк, оглядывая намытые руки. — М-да. Обещал я тебе встречу, но не думал, что она будет такой. Идем.

Когда они вошли в операционную, лежащий на столе полковник приподнял голову навстречу дочери, и улыбка мелькнула на его смертельно бледном лице. Только знакомым черным блеском горели глаза.

— Ну, вот мы и встретились, — сказал он. — Не послушала, значит, меня.

— Я не могла иначе, — сказала Нина.

— Знаю. Молодец. — Он помолчал и продолжал, превозмогая боль: — Мать не обижай больше. Она теперь одна.

Нина жадно глядела в глаза отцу. Она отлично держалась. Слез не было.

— Я музыкой занимаюсь, — почему-то сказала вдруг она.

— И правильно, — полковник кивнул.

— Ты поправишься, тогда будем вместе…

— Как врачи. Если починят. Может, еще и повоюем. — Он повернул лицо к начальнику госпиталя, который стоял с поднятыми перед собой руками. — А ты чудодей, Роговин. Мне легче. Правда, легче… Да, вот еще, — продолжал он, опять уже обращаясь к дочери. — Хотел тебе сказать… У меня там адьютант был. Я вас все познакомить хотел. Боевой парень, Ребриков Владимир. Тоже из Ленинграда. Так вы уж, если что, сами…

Роговин взглянул на Нину. Пора было уходить.

Но полковник сделал усилие, чтобы приподняться.

— Жаль, начальника штаба нет, — проговорил он. — Ну, да ведь там вперед идут. Ты ему передай, доктор. Скажи, дивизию нужно беречь, очень беречь. Людей, главное… Скажи, чтобы Володьку-адъютанта наградили. Молодец он, заслужил!

Лицо его вдруг исказилось от боли. Он широко раскрыл глаза:

— Делайте что хотите, но спасите мне жизнь! — и в бессилии уронил голову.

— Маску! — приказал Роговин.

Нину вывели из операционной. Ее не оставили и в комнате рядом.

Когда в коридоре появился Семен Яковлевич, было трудно что-либо прочесть на его лице.

— Мы сделали все, что могли, — сказал он Нине. — Может быть, даже больше, чем могли.

Полковник Латуниц умер, не приходя в сознание. Рана оказалась смертельной.

Он умер, так и не побывав больше в родной дивизии, не дождавшись переданного на следующий день приказа Верховного командования, где говорилось, что в боях за прорыв обороны на Миусе отличились войска полковника Латуница, и Родина благодарила его.

6

В ту же ночь весть о смерти Латуница достигла штаба дивизии.

Оперативная группа снова передвигалась вперед. Ребрикова вызвал начальник штаба, теперь заменявший комдива. Сумрачный, ссутулившись, сидел он в машине. Был небрит и сер от бессонных ночей.

— Поедешь хоронить вместе со "стариком", — сказал он Ребрикову. — Сборный взвод из частей я велел собрать. Клепалкина возьми. Когда вернешься — решим, что дальше с тобой делать. Может, в академию держать поедешь? Есть возможность.

— Я воевать буду, — ответил Ребриков.

— Твое дело. Тогда на батальон. Приказ завтра отдам. Вернешься и пойдешь в часть.

Он тронул за плечо Садовникова. "Виллис" вздрогнул и сразу набрал скорость. Ребриков смотрел ему вслед: непривычно было видеть на месте полковника другого.

С утра стали сходиться в штаб дивизии делегаты от частей на похороны комдива. Это были солдаты, помнившие дни, когда впервые появился он в дивизии. Иных Латуниц знал в лицо, кое-кому вручал медали. Другим приходилось нередко бывать с ним рядом. Подтянутые, в старательно выстиранных гимнастерках, в надраенных кирзовых сапогах, молчаливые и сумрачные, приходили они к Ребрикову, вытянувшись докладывали о том, что прибыли на проводы полковника.

В полдень подошел тяжелый "студебеккер". В кузове краснела свежевыкрашенная пирамида с латунной звездой на верхушке.

В машину погрузились солдаты и лейтенант. Ребриков сел в кабину. Заместитель комдива уехал в Новочеркасск еще с вечера.

Ехали той самой дорогой, по которой еще так недавно Ребриков с комдивом неслись вперед. Каким же тогда счастливым казался этот путь мимо шахт с серыми пирамидами терриконов, мимо бурно зеленевших хуторов! Каким же печальным он был теперь!

В Новочеркасск въезжали через территорию разбитого завода. Молчали безлюдные почерневшие кирпичные громады. Словно скелеты гигантских чудовищ провожали машину обгорелые каркасы заводских цехов.

Солнце уже клонилось за горизонт, когда въехали в город. Не без труда отыскали госпиталь.

Их уже ждали. Времени до темноты оставалось мало. На дворе собрались военные местного гарнизона, ходячие раненые, госпитальный народ. Среди защитных гимнастерок белели медицинские халаты.