Василиса Михайловна легла с тревогой на сердце. Раньше спокойно было в станице, тише: до ближней станции надо было идти сто верст. А в прошлом году провели до самого Дона железную дорогу, понаехали всякие люди, ходят с трубами, вымеряют, многих переселили на новые места. Хоть и сказали Василисе Михайловне, что ее курень оставят на месте, а кто его знает. А тут еще повадился этот «командировочный» со страшными историями… Василиса Михайловна заснула, и ей снилось, что по всему двору разлилась вода и никак невозможно было пройти к корове, а на скворешне сидел Никодим Павлович и спрашивал, что такое солнце.
Ночью к ним постучали. Василиса Михайловна села на кровать и перекрестилась.
Украдкой, словно стараясь не разбудить спящих, в листьях акаций шуршал дождь, тот самый тягучий дождь, который зарядил еще вчера вечером. Шум дождя в листве был похож на торопливый беспокойный шепот, и казалось, по палисаднику все время ходят на цыпочках. Стояла такая темень, что в комнате не было видно окон.
Постучали снова. В сенях упала уздечка.
- Бабушка, стучат, - сказала Люда, проснувшись.
Было слышно, как ветер шевелил тонкую струйку воды, текущую с желоба в кадушку, и звук этой струйки все время менялся, словно ее настраивали. Где-то далеко у плотины трескуче просигналил мотовоз.
- В позапрошлом годе к соседям так-то вот, среди ночи, напросились со строительства ночевать, а утром шубу унесли, - проговорила Василиса Михайловна. - А может, со скотного двора дежурная прибегла… Прямо не знаю - откликаться или нет…
- Конечно, надо спросить - кто, - сонно пробормотала Люда, забираясь глубже под одеяло. - Дождь ведь. Там мокро.
- Сарай у нас замкнут?
Люда не ответила - наверное, заснула.
Не зажигая света, Василиса Михайловна накинула пальто, приотворила дверь, ведущую в сени, и спросила издали:
- Кто это?
- Я, - послышался мужской голос. - Крепко же вы спите, мамаша.
Голос был простуженный, хрипловатый, и Василиса Михайловна не могла понять, старый или молодой человек стоит на крыльце.
- Да кто вы будете? - спросила она снова.
- Гидромеханизатор.
- Кто?
- Столяров. Старший прораб по намыву. Слыхали?
«Видно, тоже со строительства, - подумала Василиса Михайловна. - Не стану отмыкать, хоть ты тут об косяк разбейся».
- А у вас документы есть? - спросила она, поджимая губы и строго глядя в темноту.
- У меня полная планшетка документов. До утра не перелистаете.
«Гляди-ка, уж и ноги обтирает. - Василиса Михайловна со страхом прислушалась. - Ровно к себе домой пришел».
Действительно, неизвестный человек строгал тяжелыми сапогами по доскам крыльца с такой силой, что в сенях шевелились половицы.
- Вы не беспокойтесь, - сказал он, словно его приглашали к столу. - Ни чайку, ничего такого не надо…
- Да у нас и дров-то нет, батюшка. Какой там чаек… Холодно.
- Это неважно… В шесть утра мне на карту идти…
- Где же их наберешься, дров, - продолжала Василиса Михайловна. - В нашем степу если какую щепку найдешь, так и ту велят назад положить… Глядите, какую грудку привезли на всю зиму…
И то ли оттого, что она заговорилась, то ли потому, что у человека был обыкновенный, дневной голос, Василиса Михайловна, забывшись, отодвинула засов и спохватилась только тогда, когда кто-то мокрый и холодный, царапая полой плаща стену, прошел в сени.
Она торопливо нащупала выключатель и зажгла свет.
Посреди сеней стоял парень лет двадцати трех, высокий и крутоплечий. На голове его лежала маленькая выгоревшая кепка с пуговкой, с покоробившимся картонным козырьком. Загоревшие скулы его, до глянца начищенные степными ветрами, отражали свет лампочки.
- А нас двое, - сказал он и вытащил из-за пазухи черного щенка. - На дороге подобрал. Наверное, выбросил кто-нибудь. - Парень вытер дождевые капли с твердых губ и улыбнулся, показывая чистые зубы.
- Мне, батюшка, и положить тебя негде, - проговорила Василиса Михайловна, перестав бояться.
- А мы вот тут и ляжем, - сказал парень, со скрипом стянул плащ, сразу нашел, куда его повесить, и подставил под него лохань, чтобы на пол не натекла лужа.
«Ровно год тут живет», - подумала Василиса Михайловна.
- Квартиру я, мамаша, снимаю в Соколовке, - объяснил он, быстро и ловко постилая в углу ватник. - А сейчас туда, в гору, машины не идут. Грязь, - подумав, он снял пиджак и, свернув его наподобие подушки, положил к стене. - Отправились было мы с Александром Егоровичем пешком в Соколовку, а ноги ползут в другую сторону. Темно - земли не видно. Да что земля - Александр Егорович в темноте потерялся. Сейчас, наверное, тоже где-нибудь в двери скребется…
- Ты обожди-ка, не ложись, я сейчас, - сказала Василиса Михайловна, пошла в горницу и разбудила Люду.
- Механизатор какой-то пришел… Молоденький, - зашептала она. - Я ему застелю здесь, на диване, а мы с тобой вместе поспим. Все равно до свету часа четыре осталось.