Небольшие повести

Мы сели к столу. Потом пили чай долго и молча: она из красивой чашки, я из стакана. Пили и со злостью поглядывали друг на друга. Стакан был горячий. Я обжигал пальцы и губы, а Арина со злорадством поглядывала на меня. Когда я допил, она усмехнулась и предложила еще. Я согласился, но попросил налить в чашку. Она достала из буфета чашечку тонкого, прозрачного фарфора, легкую, как бабочка, такую же, как у нее.

- У вас целый сервиз? - спросил я.

- Он подарил, - кивнула Арина. - На Восьмое марта.

- Дорогой подарок.

- А ему что? Дорого ли, дешево… Что ему деньги.

- Где же он достал такой сервиз?

- В Усть-Курт летал. На самолете… - Она позабылась, и снова глаза ее стали грустными. - Чайник, молочник, полоскательница, сахарница, шесть блюдец, шесть чашек было… Одна разбилась…

- На счастье.

- Нет. В пути разбилась. Когда обратно летел. Вынужденная посадка была.

- Далеко?

- Километров семьдесят отсюда сели. Лоб разбил, чашку кокнул. Пешком шел, принес…

- Ну вот, видите…

- А чего - видите? - проговорила Арина, раздражаясь.

Она достала большой чайник от сервиза и поставила его передо мной. На боку чайника было выведено:

Любимой Арине от любимого Коли.

Любовь - это бурное море,
любовь - это злой океан,
любовь - это шутка и горе,
любовь - это только обман.

- Это как понимать? - спросила Арина. - Всерьез или в насмешку? Что это обозначает? Бывают же люди… Не угадаешь за улыбочкой, что сотворят… Может, ракету выдумают, а может - человека убьют…

Она открыла створку буфета и стала аккуратно составлять сервиз на полку, чайник посередине - к стене надписью, а чашечки полукругом возле него, ручками в одну сторону - так ей казалось «красивей. Она долго стояла ко мне спиной, составляя сервиз, и фарфор нежно щебетал под ее руками.

Внезапно мне стало пронзительно жалко эту девушку. И желание выведать у нее что-то плохое о человеке, которого она любит, показалось до того подлым, что я вскочил со стула, торопливо попрощался и вышел.

Пурга не утихала. Ветер свистел в ушах и забивался за воротник. Мимо неслись машины с зажженными фарами.

За спиной послышались торопливые шаги. Я обернулся. Простоволосая в полушубке, из-под которого виднелся цветастый халатик, осыпанная снегом, -бежала Арина.

- Послушайте, вы!.. - закричала она издали. - Вы чего приходили? Зачем?

- Как зачем? Я не только к вам… и к другим ходил… Собираю материал о Хромове…

Ода смотрела на меня подозрительно.

- Вы что хотите выведать? - спросила она требовательно.- Чего в пряталки играете?

Я собрался возражать, но она перебила меня:

- Так вы учтите! Ничего про него не знаю! Понятно вам? Ничего не знаю. Не знаю - и все!..

Глупая девушка! Если бы она не погналась за мной, может быть, я и уехал бы ни с чем и не стал бы писать о Хромове. Но теперь все было ясно.

6

Не стану подробно рассказывать, как в течение всей следующей недели распутывалось это грязное дело. Вот страница блокнота, на которой технорук Аким Севастьянович собственноручно изобразил схему подъездных путей. Между сопками извиваются дороги, огибая заболоченные пади. Пересекая многочисленные дороги, уверенно прочерчена красным карандашом дуга. Это зимник - зимняя трасса, разведанная и проложенная в прошлом году Николаем Хромовым напрямик через распадки и застывшие болота.

Расстояние от «клеток» лесного массива до нижнего склада по зимнику Хромова сокращалось почти в два раза. Рассказывая о заслугах Николая, технорук не забывал и эту дорогу. По беглым подсчетам получалось, что экономия на перевозках зимой ежемесячно достигала нескольких десятков тысяч рублей.

Правда, в плохую погоду, которая здесь не редкость, рискованным путем Николая отваживались ездить далеко не все. Снежные обвалы, заносы, затяжные подъемы и спуски требовали от водителей опыта, недюжинной выносливости и физической силы. Большинство шоферов боялись зимника и предпочитали спокойную, проверенную длинную трассу.

В моем блокноте сохранился список «патриотов зимника», которые пробивались к нижнему складу в любую погоду. Это был сам Хромов, два дружка, недавно выпущенные по амнистии, странный, стиляжеских повадок парень по имени Эрик, окончивший десятилетку и зарабатывающий право поступления в институт, и тихий, безучастный ко всему дядя Леша.

В первом варианте очерка про дорогу Хромова и ее «патриотов» я писал много доброго и хорошего.

А позже вся схема была перечеркнута одним только словом: «Туфта».

Слово это означало вот что: несмотря на» то что расстояние по зимней дороге было вдвое короче, дальность возки в путевках «патриотов» показывалась по летнему километражу, то есть в два раза больше действительной.

Как только я внимательно просмотрел и сверил путевки, дело выяснилось окончательно. Шофер ехал короткой дорогой, накручивал на спидометре фиктивные километры, сливал лишний бензин у Горячего ручья и отправлялся получать премию за перевыполнение плана.