– Тебя хозяйка пригласила… – развожу руками. Ника, закусив губу, все же бросает на меня настороженный взгляд. Как будто не верит, что я всерьез ее так назвал.
– А елку когда будем наряжать? – интересуется Ромка, намыливая ладошки.
– Так сразу после обеда, да?
– А у тебя игрушки есть?
– Есть. И гирлянды.
Ужин проходит… да черт его дери, замечательно он проходит. В хорошем смысле слова по-семейному. Жаркое у Ники выходит чудесным. Сэм с Ромкой болтают… Его страшно веселит русский Сэма. А Сэм… Сэм просто любит детей и благодушно спускает с рук Ромке смешки и подколы. Только Ника все никак не расслабится. И тут мне приходит в голову мысль… Я встаю. Выбираю бутылочку красного. Под мясо – самое то. Нам с другом – пиво.
– Я не пью.
– И слава Богу. Зачем мне пьющая жена?
– Ну что за глупости ты говоришь?
– Почему глупости? Ром… Ромка…
– Чего? – не слыша нас, тот трещит с Сэмом о музее Гарри Поттера, в котором мой сын, оказывается, мечтает побывать.
– Не надо! – шикает Ника.
– Надо, Федя! – парирую я и кладу свою ладонь поверх ее сжавшейся ручки. – Я тут твоей маме предлагаю выйти за меня замуж. Ты как, не против?
Ромка вскидывает бровки домиком. Парню требуется пара секунд, чтобы переключиться с одного на другое и как следует это осмыслить.
– Замуж? За тебя?
– Угу, – игнорирую Никины пинки под столом. – И поскольку таким образом я стану твоим папой, мне важно заручиться твоей поддержкой.
– Это как? – Ромка хмурится еще сильней. Наверное, мне надо было выбирать слова попроще, но от волнения я чересчур закрутил свою мысль.
– В смысле узнать, ты не против?
– Чтобы ты стал моим папой?
– Ну да. И мужем твоей мамы.
– Нет, – трясет головой. – Только… я не уверен, что так можно, – сникает.
– Почему нет?
– Ну…
– Вас больше ничего не связывает с отцом Анатолием, – твердо замечаю я. Плевать, если это не очень-то педагогично. Мой сын уже настрадался от всего случившегося. Я хочу его защитить, по крайней мере, от последствий. Хочу дать ему имя. Хочу, чтобы, когда он пойдет в школу здесь, все знали, что это именно мой сын. Чтобы все знали, да… От почтальонки бабы Кати до местного алкаша Спиридоновича. Чтобы если деревенская детвора обнесет кому-нибудь огород, бабульки между собой бухтели: «Ить, иж, ироды… Леньки Белого малец, Настька Ленкина и этот… нашего Михалыча спиногрыз. Попадись они мне, выпорю крапивою!»
– И мы будем жить здесь?
– Ага.
– И мне придется называть тебя папой?
– Если захочешь, я буду рад. Думаю, с этим вопросом спешить не стоит.
– Да со всем не стоит спешить! – вставляет свои пять копеек Ника.
– Я не против. – Ромка деловито пожимает плечами, отодвигает стул и выбирается из-за стола, вмиг потеряв интерес к разговору: – Так мы будем наряжать елку?
Сэм смеется, прикрыв рот салфеткой. Ника возмущенно пыхтит.
– Ну, что не так?
– А если тебе надоест?! – шипит мне на ухо, бросая опасливые взгляды на сына, что нетерпеливо топчется возле ставшей еще более ароматной в тепле ели.
– Что именно?
– Все! Супружеская жизнь, отцовство…
– Такого не случится. Не бойся. – Подталкиваю Нике бокал, а сам встаю, понимая, что если это вовремя не прекратить, спор будет продолжаться вечно. – Пойду, принесу игрушки и подставку.
Когда я возвращаюсь, вина в бокале Ники становится ощутимо меньше. Выпитое прибавляет ей смелости. Не скрывая любопытства, она следит за нашей с Ромкой суетой со стороны, а спустя какое-то время подходит ближе и не без любопытства начинает перебирать сложенные в ящике елочные игрушки.
– Осторожно, это стекло!
– Я вижу. Безумная красота.
– Да… – не могу я не согласиться. Впрочем, в этот самый момент я смотрю вовсе не на игрушки. Ника разрумянилась, глаза заблестели. Вся она будто ожила… Если так на нее действует алкоголь, то, боюсь, наши дела плохи. Я ж ей прям на завтрак стану наливать!
Где-то посреди вечера, скорее рано, чем поздно, теряется Сэм. Он парень умный и чувствует, что нам сейчас совершенно не до него. А может, все проще, и он рассчитывает поймать освободившуюся после дежурства Лену. В конце концов, мы расстались, и ему не стоит терять время попусту. Не так уж много в наших краях незамужних симпатичных женщин.
В камине потрескивают дрова, горят огоньки на елке, одуряюще пахнет смолой и хвоей, в воздухе витает предчувствие праздника и чуда, в которое я с возрастом совсем верить перестал.
Беру ножку Ники в носочке. Веду пальцем по стопе.
– Савва!
– Ну, что? Ты тоже можешь меня потрогать. Хочешь?
– Может быть. Но нам не всегда стоит потакать своим желаниям.
– Почему? Это грешно?
– Не только поэтому.
– А почему еще?
Ника хмурится. Глядит в бокал, в который незаметно для нее я весь вечер по чуть-чуть подливаю.
– Не знаю… Мысли разбегаются. Я, наверное, много выпила.
– Дело не в выпивке.
– А в чем?
– В том, что у тебя просто нет аргументов. Ты сама уже поняла, что отказываться от собственного счастья глупо.
– Я от него не отказываюсь.
– Отказываешься. Но я научу тебя жить в кайф. Уж поверь.
– Савва… Что ты делаешь?
– Ласкаю тебя.
– Перестань. Не хватало, чтобы Роман увидел, как ты лезешь ко мне в трусики!
Я тихонько смеюсь: