Небом дан

И вот теперь, сидя в моей несостоявшейся мастерской, я снова гадаю, как же… как же он меня отследит? Как уже отследил… Взгляд падает на телефон. Я слышала, да, что по геолокации при должном умении можно найти кого угодно и где угодно, но я никогда не примеряла на себя эту ситуацию. Мне казалось, что такое только в шпионских фильмах бывает, а оно вон как… Надо было мне избавиться от телефона! Но я поверила Савве, что изъятые им записи станут для нас страховкой. Не стали… А значит, у Шувакова появились какие-то козыри. Ну не совсем же он спятил! А хочется верить – совсем. Хочется послать его к черту. Хочется кинуть в стену телефон. Чтоб разлетелся на запчасти, чтоб в крошку корпус. Закусываю костяшки. Меня трясет… На этот раз не от страха, а от лютой неподконтрольной злости. Почему так? Почему я? Разве с меня недостаточно?

Сколько так сижу – не представляю даже. Луна за окном поднимается высоко и прячется за густыми иссиня-черными облаками. Глажу кисточки, коробочки с красками, прислоненный к стене мольберт. Он не собран. Я смогла уговорить Савву не заморачиваться этим сегодня, и, если он не выбросил чек, ему при желании удастся вернуть все эти сокровища в магазин. А может, он просто сожжет их в печи, чтобы ничего ему обо мне не напоминало. Не знаю… Я могу лишь надеяться, что он все поймет правильно.

Вытаскиваю карандаш и на вырванном из блокнота для скетчей листке пишу Савве записку…

Глава 17

Ника

– Ромка, ну что ты еле тащишься? Давай быстрей!

– Не хочу быстрей! Мне холодно, давай вернемся.

Мне тоже холодно, да… Я, наверное, глупая, не учла, где мы находимся. Очевидно, погода в этих краях меняется довольно резко. Вон, как похолодало! И завьюжило, замело… Утро, а ничего в двух шагах не видно. Если дорогу занесет окончательно, можно запросто сбиться с пути. В такой мороз это смерти подобно.

– Мы не можем вернуться! Я сто раз тебе говорила об этом.

– Почему? Я никуда не хочу уезжать!

– Так надо. Наш дом не здесь.

– Врешь ты все! Ты просто не хочешь…

Останавливаюсь. Выдыхаю, сжав свободную руку в кулак. В другой – чемодан. Снег больно бьет по лицу, капюшон ни черта не спасает. Отдышавшись, натягиваю Ромкин шарф на нос.

– Пойдем, пожалуйста. Не то мы здесь замерзнем насмерть.

Это никуда не годится, да, ни в коем случае нельзя показывать детям свою беспомощность и отчаяние, но я не могу с собой справиться. В моем голосе – слезы. Много-много слез, хотя, казалось бы, за эту ночь я наплакалась до конца жизни.

Ромка шмыгает носом и, слава те господи, шагает дальше. Не сильно-то ускорившись, но это лучше, чем месить снег на одном месте. Хватаю чемодан и тащусь за ним. Снегопад усиливается. Окружающий густой лес, казавшийся мне таким приветливым еще совсем недавно, сейчас нагоняет страх. Мир как будто выцвел, утратил краски, став без всяких фильтров серо-белым.

– А если нам навстречу выйдет медведь?

– Они здесь не водятся, – перекрикиваю завывания вьюги я, не то чтобы уверенно. – А вообще зимой все медведи спят! – оживляюсь, припомнив этот замечательный факт.

– Не все. Есть медведи-шатуны. Мне папа рассказывал.

– Правда?

– Да. Вчера.

Я висну. Потому что вчера Роман определенно не мог обсудить это с отцом. Если только он не стал называть папой… Савву. Колесо чемодана попадает в скрытую под снегом выбоину и стопорится. Я по инерции пролетаю вперед. Ощущение не из приятных. Будто в груди что-то оборвалось. Может, мое глупое сердце?

– Если медведь не успел накопить достаточно жира к зиме, он ни за что не уснет. Так и будет ходить-бродить. Папа сказал, что с этим нужно быть осторожным. Потому что такие медведи очень свирепые. И могут напасть.

– Вряд ли они заходят в города. Пойдем, Ром. И лучше помолчи. Не то холодного воздуха нахватаешься и заболеешь.

– Ходят-ходят. Папа рассказывал, что однажды к нему медведь даже на веранду забрался. Мне страшно. Давай вернемся!

– До деревни ближе, чем обратно. И нам лучше поторопиться, чтобы не опоздать на поезд.

– Но…

– Рома! – рычу я. – Пожалуйста. Послушай меня, так надо. Хорошо? Так надо…

Не знаю, для кого я повторяю одно и то же. Может быть, для себя.

Ромка глядит на меня полными слез глазами. В них столько обиды, мамочки! Не знаю, как мы с этим справимся. Я уже вообще ничего не знаю. Только то, что если мы не поторопимся, поезд уедет без нас. И весь мой план пойдет псу под хвост.

Серую хмарь пронизывает свет фар. Торможу Ромку за ручку, вжимаемся в обочину, опасаясь, что при такой видимости водитель может запросто нас не заметить, и тогда аварии не избежать. Бобик медленно приближается. Правильно, сейчас ни один дурак гонять не станет! Даже такой выезд, как мне кажется – риск. Наверное, случилось что-то срочное. Ну, или же мне, непривычной, Армагеддоном кажется то, что для местных им не является и близко.

К удивлению, вместо того, чтобы поехать дальше, машина останавливается.