Небом крещенные

В день предварительной подготовки к полетам народ малыми группками разбредается по аэродрому: одни в штурманском классе карты клеят, другие на тренажере "пилотируют", третьи расчетами занимаются, блуждая по густой паутине сложного графика. Где бы ни появился, о чем бы ни заговорил подполковник Косаренко, сейчас же собирался около него тесный кружок. Особенно льнули к нему молодые лейтенанты. Замполит, как и командир части, был для них начальником, но менее строгим, более доступным. Он занимался всякими мероприятиями вплоть до художественной самодеятельности и наряду с этим являлся летчиком высшего класса. Если надо, его поднимут в ненастную ночь на перехват воздушной цели; если надо, он сядет в инструкторскую кабину, чтобы обучать лейтенанта технике пилотирования; если надо, займет место посаженного отца на комсомольской свадьбе — гости будут смеяться и плакать.

В авиации любят политработников летающих. Такому простят наспех подготовленную лекцию, которую он едва дотянул до конца на одних цитатах, на него не обидятся, если на полетах под горячую руку ругнет кого-нибудь крепким словцом. Кабинет такого политработника вскорости становится излюбленным местом офицеров, и там вечно будет висеть десятибалльное облако табачного дыма.

Черно-смолистая шевелюра, широкоскулое лицо, воспаленный блеск глаз сквозь узкий прищур ресниц и этакий мужественно-грубоватый басок — все в облике молодого замполита светилось человеческим обаянием.

За глаза Косаренко называли комиссаром. Был он между тем потомственным комиссаром. Его отец, политработник того же полкового звена, погиб на фронте, когда Ванюше было шестнадцать лет. Об отце сохранились у Вани в основном довоенные, мальчишеские воспоминания — преданные, пылкие, подсоленные слезой безвозвратной утраты. А однажды фронтовой друг отца, оставшийся живым, при встрече с Иваном, уже летчиком-истребителем, рассказал ему такую историю.

…В сорок втором году Н-ский ЗАП — запасный авиационный полк — базировался в глубине России. Тылом его место дислокации можно было назвать лишь по довоенным географическим представлениям. А тогда, в сорок втором, фронт извилистой огненной трещиной раскалывал страну почти что пополам. Летали, если ЗАПу выделяли бензин, голодной оравой осаждали крохотную столовую, обедая в три очереди, ходили в наряд. Заветной мечтой каждого заповца было вырваться на фронт.

Как раз в то время прибыл новый заместитель командира по политчасти. В такое хозяйство, как ЗАП, любого могли назначить, но чтобы прислать в авиацию кавалериста — до этого надо было додуматься!

Появился он впервые на аэродроме: фуражечка лихо сдвинута набекрень, красные лампасы и — о чудо! — шпоры на сапогах. Вышагивал вдоль самолетной стоянки, а они: дзинь-дзинь.

Начал постепенно знакомиться с народом. Подход к людям имел. Его мужественный, немного сиплый бас настраивал на бодрый тон, а черный чуб, выбивавшийся по-казачьи из-под фуражки, вызывал откровенную симпатию. Мужик, видать, толковый. Но что он понимал в авиации, как ему хотя бы со временем вникнуть в сущность весьма незавидных заповских дел?

Механик Чуркин, человек прямолинейный, нестеснительный в обращении с начальством любого ранга, сказал ему однажды:

— Вообще-то, товарищ майор, по аэродрому в шпорах ходить неудобно. Тут ведь самолеты. Можете зацепить ненароком за перкаль и распорете справа налево.

Замполит ожег его взглядом черных блестящих глаз.

— Неудобно знаешь что? Штаны через голову надевать.

Чуркин прикусил язык.

А майор пошел дальше. Завернул к И-16-м, старым истребителям, на которых уже почти не летали. Небольшой, с округлым туловищем-фюзеляжем, на высоких шасси — может быть, И-16 отдаленно напоминал кавалеристу коня? Во всяком случае, замполит, приблизившись к самолету, похлопал его по крутобокому фюзеляжу. Механики втихомолку прыснули: чего доброго, вскочит верхом на И-16 да пришпорит его по-кавалерийски.

Несколько дней спустя замполит вышел на аэродром уже в авиационной форме: фуражка с "крабом", голубой кант на брюках — все как положено. Перевели служить в авиацию, значит, и форму надо сменить соответственно. На его месте каждый бы так поступил. А тут пошли разговорчики: "Перелицевался. Долго ли? Зачет по технике пилотирования от него не требуется". Замполит не обращал внимания на эти разговорчики. Но авторитет его в ЗАПе пошатнулся. То, что он с такой легкостью превратился из кавалериста в авиатора, многим не понравилось: не соображает в летно-техническом деле, а "краб" нацепил.

Однажды в день наземной подготовки, когда на аэродроме было множество народу, замполит подошел к самолету Чуркина.

— Ну-ка, товарищ сержант, познакомьте меня с вашей техникой.

Чуркин снисходительно улыбнулся. Когда с ним старшие обращались вежливо, он наглел.

— Я вам так скажу, товарищ майор: это с девушкой можно в один вечер познакомиться, а самолет надо изучать долго.

— Начнем с малого, — сказал замполит, пропустив мимо ушей разглагольствования Чуркина.

Когда майор полез в кабину, около самолета начали собираться летчики, техники, механики.