Небом крещенные

Редкий гость южных степей — туман выплыл на аэродром; в нем утонули самолеты, низкорослые постройки разных служб, во влажном воздухе глуше звучали голоса людей. По прогнозу синоптика через часок туман должен был рассеяться. Решили ждать. А чтобы народ не болтался без дела, организовали занятия по аэродинамике.

Преподавателя на аэродроме не было, класса — тоже. Собрали курсантов на фланге самолетной стоянки, "садись на чем стоишь". И вышел вперед младший лейтенант Горячеватый — считалось, что он здорово разбирается в аэродинамике, хотя образование имел восемь или даже семь классов. На фанерном щите, укрепленном под верхней ступенькой стремянки, Горячеватый вычертил схему. Изображенный его рукой самолет напоминал паука, а отходившие от него в разные стороны векторы сил — его паутину.

— Даю пояснение действующих сил на вираже, — солидно начал младший лейтенант свою импровизированную лекцию. — При крене в шестьдесят градусов вот какая картина получается…

Речь Горячеватого изобиловала выражениями его собственного русско-украинского словаря. Желая пояснить, что вектор центробежной силы действует в таком-то направлении, он говорил: "Эта сила тянеть откуда…" Выписал по памяти длинную формулу, сделал некоторые алгебраические преобразования, сократив коэффициенты.

— Тут сколько будеть? Адиница! — Он повернулся к слушателям, задержав руку с мелком на щите. И повторил слово в той же дикой транскрипции: — Адиница!

Вместе с курсантами на занятии присутствовали инструкторы. Стоял тут же и капитан Акназов. Его лицо было спокойным и серьезным, но глядящие в одну точку глаза, внезапно поголубевшие, как небо после летнего дождя, не могли скрыть, что внутри у него все хохотало.

Туман начал подниматься вверх, редеть и рваться. Проглотив порцию аэродинамики, полученной из рук Горячеватого, курсанты расходились по стоянке. Вскоре подал басовитый голос один из самолетов, за ним — другой, третий… Все иные звуки и людские голоса пропали в мощном реве многих моторов. Зеленая ракета — сигнал к началу полетов — прочертила в небе дугу совсем бесшумно.

"Пятерка" ушла в пилотажную зону. С далекого расстояния и большой высоты аэродром казался серо-зеленым лоскутом ткани с прометанной белой линией посадочных знаков.

В этом контрольно-показном полете инструктор обучал Вадима высшему пилотажу. Сделает фигуру — требует повторить. Да, Вадим, наконец, завершил полеты по кругу, дотянувшись до зоны. И тут вопреки мрачным прогнозам инструктора у Вадима дело пошло отлично.

Левый глубокий вираж. Вадим кладет машину почти набок и сейчас же, не давая ей рухнуть острием крыла в бездну, энергично тянет ручку управления на себя. Козырек кабины быстро скользит по горизонту, тело пилота наливается свинцовой тяжестью.

Горячеватый молчит, словно его нет в инструкторской кабине, потому что вираж идеальный.

— Вправо давай!

Пожалуйста, Вадим перекладывает машину из левого крена в правый и пишет вираж, точно выдерживая скорость, высоту, перегрузку.

— Еще разок влево… Еще вправо…

Вираж — одна из трудных фигур пилотажа, хотя и кажется наблюдающему с земли просто кругом. Переворот, петля, иммельман и даже бочки гнуть куда проще. Вслед за инструктором Вадим повторяет комплекс фигур, схватывая все тонкости управления на лету.

— Домой! — коротко бросает Горячеватый.

Может быть, си разочарован тем, что не пришлось поругать курсанта Зосимова? Черт с ним! Когда он молчит, пилотировать легче. Приближаясь к аэродрому, Вадим был под впечатлением удачного пилотажа в зоне и вовсе забыл думать о посадке. Все получилось у него просто: рассчитал, сел. Уже во время пробега, когда машина катилась по земле, теряя скорость, он сообразил, что ведь посадка-то получилась отличная!

Собрав группу, инструктор хвалил Вадима, но почему-то хмурился и отводил глаза в сторону.

— За правый вираж я бы поставил Зосимову четверку. Даже четверку с плюсом поставил бы. Левый — без замечаний, чистая пятерка.

Теплая волна радости разливалась у Вадима в груди. К нему возвращалось то, что всегда было с ним первенство.

— Пилотаж в зоне у него не хуже, чем у вас, — заметил инструктор, обратившись к Булгакову. — Так что надо соревноваться.

Булгаков из кожи лез, чтобы обогнать Вадима, но это оказалось ему не по силам. Вадим овладевал техникой пилотирования истребителя с уверенностью и легкостью, свойственной людям способным. Во время выборочной проверки с ним летал сам капитан Акназов и заявил перед строем, что Зосимов — лучший курсант из всей летающей очереди.

Булгаков воспринял это как личную обиду. Он почти возненавидел Вадима, и, хотя скрывал это чувство, оно прорывалось у него в злых шутках, в рысьих взглядах, бросаемых в спину Зосимову.