Небом крещенные

Ожил базарчик на околице гарнизона. Примчались на нартах, запряженных собаками, местные жители, которые так же не могут обойтись без гарнизона, как он без них. Навезли молока в бидонах, вяленой рыбы, брюквы. Один прокопченный табачным дымом каюр мерил маленьким граненым стаканчиком красную икру домашнего посола, и вокруг него сразу образовалась тесная толпа покупателей. Варвара сумела в числе первых взять несколько стаканчиков. Бежала домой и радовалась: будет чем ее малёхе Светке полакомиться. Яиц теперь нет, так хотя бы икры ребенок поест. На крышке посудины застыло несколько красных крупинок. Варя смахнула их мизинцем в рот. Засол неважный, жестковата. Конечно, какая там рецептура у того старика. Передержал икру на воздухе, и она уже подернулась мутной, жесткой пленкой. И рассол мог приготовить неправильно. Бывало, Варе попадалась на базаре свежая кета с икрой. Уж она сама делала засол по всем правилам, как ее гарнизонные бабы научили. Засол получался изумительный, соседки все заходили пробовать.

"А больше ведь ни черта нет, кроме этой икры. Дети забыли вкус помидоров, огурцов, абрикосов…" — Задумавшись, Варвара оступилась в сугроб. В ботик набился снег, холодным обручем сковало ногу повыше ступни. Отдалось колющей болью в самую кость. Что-то с ногами творится: припухают в суставах и болят.

К вечеру небо очистилось от облаков. В ранних, светло-синих сумерках красовались новыми белыми шапками две высокие сопки. Казалось, они совсем рядом с аэродромом, где-то за самолетной стоянкой. А до них десятки километров. Одна — давно угасший вулкан, другая, с вершиной в виде усеченного конуса — вулкан, чутко дремлющий, попыхивающий дымком.

Вдоль посадочной полосы двигались одна за другой несколько роторных машин, расширявших рабочую площадь аэродрома. Они выбрасывали фонтаны снега и были похожи на плывущих китов.

Булгаков и Зосимов стояли около деревянного домика эскадрильской канцелярии, или "штабика", как его называли. Оба с преувеличенным интересом следили за работой роторных машин, пускавших столь сильные струи снега. Оба глаз не могли оторвать от этих аэродромных китов.

— Если дальше так пойдет… — молвил Булгаков, — боюсь, что мы с тобой не сработаемся.

— А я уже заготовил рапорт, — ответил, не повернув головы, Зосимов. — Прошу перевода в другую эскадрилью.

— Возражать не буду.

— Благодарю.

Этот, как говорится, откровенный обмен мнениями состоялся лишь к концу дня, в течение которого комэск и зам работали рядом бессловесно.

Последним поводом послужило выступление Зосимова на вчерашнем полковом партсобрании. Произнесенные им слова, похоже, до сих пор стучали у Булгакова в висках. Ясно помнил их и сам Вадим, не раз продумавший то, что собирался сказать. Глядели капитаны на плывущие вдали роторы, и воспоминания их, наверное, текли синхронно — годами выработаная привычка.

Свою вчерашнюю речь Вадим начал вроде бы издалека. Проводил он занятия с летчиками в классе тактики. Какие там наглядные пособия висят? Куда ни глянь — всюду "Действия летчика при особых случаях в полете (пожар, отказ двигателя, разгерметизация кабины и т. д.)". Впечатление такое, что летчик, поднявшись в воздух, только и думает о том, как ему спастись. В классе тактики очень мало, почти нет наглядных пособий по активным боевым приемам. "Там не пахнет боем, товарищи коммунисты!"

В этом месте Богданов бросил реплику: "Вот правильно: наш класс тактики запугивает летчика, вместо того, чтобы воспитывать у него уверенность и боевой порыв".

Приоткрыв дверь в тактический класс, Вадим тут же перешел к своим эскадрильским делам. Он сказал, что у некоторых коммунистов притупилось чувство ответственности за порученное дело. Порой проявляется стремление прийти к успеху легким путем. Например, у них в эскадрилье имеются серьезные упущения в вопросах той же тактической подготовки молодых летчиков. В первую очередь должны ответить за это коммунисты Булгаков и Зосимов, с них — самый строгий партийный спрос.

Каждую мысль Вадим подкреплял примером. И все отрицательные примеры он почерпнул из жизни своей эскадрильи.

Может быть, так и надо, но зачем выставлять столько и таких некрасивых недостатков как раз тогда, когда в высшей инстанции решается вопрос о присвоении эскадрилье звания отличной? На взгляд и на слух Булгакова, выступление Зосимова отдавало немножко предательством. Во всяком случае, непатриотическое выступление по отношению к своей эскадрилье.

Правда, другие коммунисты Зосимова поддержали. "У нас же обожают критику… — мысленно иронизировал Булгаков. — Особенно когда она направлена в кого-нибудь другого".