Комнатка была пуста, если не считать шкафчика с церковным облачением и складного стула рядом с подставкой для коленопреклоненного исповедующегося. Отец Грегори достал епитрахиль из шкафчика и, надев ее, кивнул Эйлин, чтобы она заняла свое место. Она сделала это после некоторого колебания. Вне всякого сомнения, она ожидала уединения в исповедальной кабинке. Он с готовностью предложил бы ей это, но исповедальни пришли в такую ветхость, что их отправили в столярную мастерскую для ремонта. Он сел подле Эйлин и, чтобы ей было легче начать, немного отвернулся и закрыл глаза. Он еще не закончил шепотом читать молитву, как женщина уже заговорила:
— Я работаю неподалеку отсюда и приходила к церкви Святого Малахии сотни раз, пытаясь набраться смелости сделать то, что делаю сейчас. — Последовало продолжительное молчание, нарушаемое только ее дыханием. — Меня воспитали католичкой. Я покинула церковь и вступила в связь с человеком, который не был моим мужем. С могущественным человеком. Деспотичным человеком. Я работала с ним весь день и… занималась с ним любовью, когда его жены не было рядом. Я позволяла ему… пользоваться моим телом. Я… о Господи, разве можно выразить это словами? Эта жизнь… мне хотелось бы, чтобы ее не было. Я чувствовала себя такой униженной… такой испорченной…
Она негромко всхлипывала.
— Эта связь продолжается?
— Нет, — ответила она, придя в себя. — В сексуальном смысле нет. Он просто отшвырнул меня ради более молодой… а потом ради еще более молодой. Я по-прежнему оставалась его помощницей, год за годом. Не представляю, как я могла это делать, почему я этого хотела. Отец Грегори, я делаю так много вещей, которых стыжусь, что я… я…
— Вы обеспокоены греховностью ваших действий. Теперь вы должны от всего сердца решиться никогда не…
— Я могла убить его! Я могла его кастрировать! Однажды, когда мы были с ним вдвоем на крыше его проклятого здания, я едва не столкнула его вниз. Господи, помоги мне! У меня не хватило решимости. Единственный смелый шаг, который я когда-либо сделала, — мое появление на пороге этой церкви.
— Вы не должны винить его за свои собственные поступки и должны преодолеть чувство мести и ненависти, независимо от того, насколько оно, по-вашему, оправдано. Нас беспокоит ваша собственная душа и ваши собственные отношения с Господом и церковью. Если вы искренне сожалеете о своих грехах и от всего сердца клянетесь никогда не совершать их снова, вы будете прощены.
Его заинтересовало, о каком это здании она говорила. Она ведь назвала это «его зданием». Выходит, она работает на владельца какого-то соседнего здания? Эйлин пришлось высморкаться, прежде чем продолжать.
— Остановиться будет не так-то легко. Я была с ним так долго и знаю так много о тех преступных делах, которые он совершал, что если бы я вдруг отказалась и дальше продолжать это, то он бы… о, я не знаю, что бы он сделал. Он даже мог бы убить меня. Да! Он, должно быть, и на это способен! У него есть и другие такие, я почти уверена.
Отец Грегори повернулся и посмотрел на нее. Может быть, это психопатка, страдающая манией сознаваться в грехах и преступлениях, совершенных только в своем воображении?
— У вас есть сведения о каком-то убийстве?
— Ничего конкретного. Только подозрения. Юристы, я полагаю, назвали бы это слухами. Большинство из тех вещей, за которые я не могу себя простить, я не совершала. Но я знала, что происходило: выбивание денег, подкупы, давление на присяжных, политические взятки, и я тоже участвовала во всем этом. Поначалу казалось, что это не имеет никакого значения, потому что мы никому не причиняем вреда, и к тому же я была настолько увлечена им, что и не могла бы ничего сделать. А теперь я хочу из этого выбраться и не знаю, как. Когда эта несчастная невинная женщина была убита только потому, что проходила мимо, и Эдвин Лестер, человек, которому я же и помогла туда устроиться… тогда я решила прекратить… — Она снова начала всхлипывать. — А теперь он хочет, чтобы я уничтожила компрометирующие документы, улики, но я не стану этого делать! Не стану! Меня не волнует, что случится со мной. О Господи, Боже милостивый, мне жаль… мне так жаль…