Небывальщина

Дло было на святой недл во Владимірской губерніи; а въ этой губерніи, въ это время, часто бываетъ середина или, лучше сказать, начало весны: везд въ поляхъ снгъ таетъ, прогалинки показываются, а въ вершинахъ (по-орловски) или въ оврагахъ зажоры ^[2] становятся.

Я уже говорилъ, что я въ то время съ коробкомъ торговалъ; остановишься, бывало, въ какой нибудь деревн, а уже изъ этой деревни свои походы длаешь.

Вотъ пошолъ я въ походъ со своей стоянки, обходилъ нсколько деревень и поздно вечеромъ пошолъ на главную свою квартиру, только тутъ бда со иной случилась: надо было свернуть изъ деревни направо, а я пошелъ все прямо; шолъ, шолъ, — все деревни нтъ, а въ пол зги божіей не видать!.. Прошолъ я верстъ 5, 6… должно быть, и около десятка верстъ набралось, я все иду впередъ… Вышелъ я на торную дорогу и обрадовался: должно быть, жилье близко… Только радость моя была не долгая: не усплъ я спуститься подъ горочку, ступить шагу, какъ очутился выше пояса въ зажор!.. Это меня озадачило!.. Вернуться назадъ, выскочить изъ зажора: опять придется идти столько же, да еще хорошо ежели столько же, а то пожалуй и въ ту деревню, изъ которой вышелъ, не попадешь… И немного думавши, я пошолъ впередъ… Зажоръ все глубже, все глубже… прошолъ я зажоромъ саженъ пять, выбрался на твердую дорогу. День-то былъ теплый, а къ ночи заморозило. Выскочилъ я изъ зажора, на мн все платье заледенло… Выбравшись на твердую дорогу, сталъ я подниматься на гору… Вдругъ слышу лай собакъ… Э! думаю, деревня близко! Прохожу еще нсколько шаговъ — кабакъ! Я къ кабаку.

— Эй, хозяинъ, отопри! крикнулъ я, постучавши кулакомъ въ окно кабака.

— Кто тамъ? спросилъ меня цловальникъ изъ кабака, впрочемъ, не показывая на дл, что онъ желаетъ всякому отворить кабакъ и отпустить водки. Закономъ запрещено водкой ночью торговать: въ бду попадешь.

— Отопри пожалуста!

— Да ты кто такой?

— Прохожій.

— Что-жь теб надо?

— Бда случилась.

— Какая бда?

— Въ зажор чуть не утонулъ.

— Въ зажор?

— Ну да, въ зажор.

— Это подъ горой?

— Ну да, подъ горой, отвчалъ я, едва переводя духъ отъ холода.

— Экой ты, братецъ!..

Съ послднимъ словомъ цловальникъ, не обуваясь, вскочилъ и проворно отворилъ мн двери въ кабакъ.

— Иди сюда!.. Здсь темно, такъ ты по голосу иди!.. Иди за мной, — говорилъ цловальникъ. — Сюда за мной! Я сейчасъ огонь выкрещу… вздую огонь…

Должно замтить, что это было около двадцати лтъ назадъ, а тогда фосфорныя спички еще не входили во всеобщее употребленіе.

— Иди сюда!

Мы вошли въ кабакъ.

— Сейчасъ огня достанемъ! заговорилъ ободрительно цловальникъ, и началъ добывать огня.

Въ минуту мой, Богомъ посланный на ту пору, хозяинъ и свчку зажегъ.

— Однако дло дрянь! сказалъ мой хозяинъ. — Право, парень, дло, какъ есть дрянь!..

— Да какъ видишь, отвчалъ я: просто весь смерзъ; боюсь, не простудиться…

— Какъ же тебя угораздило такъ?

— Дорогой ошибся.

— А ты откуда шолъ?

Я сказалъ.

— А, знаю!..

— Дай, пожалуйста, копекъ на пять водки! попросилъ я хозяина, который уже вертлся около половъ, установленныхъ шкаливаии, косушками, штофами, полуштофами…

— Какъ не дать?.. теперь водка первое дло!.. Выпьешь — согрешься: не выпьешь — согрнья ни отъ чего не подучишь, потому не отъ чего…

— Потому-то и хочу выпить…

— На, пей! сказалъ цловальникъ, откупоривъ косушку и наливая въ стаканъ водку.

Я, зная кабацкіе обычаи: надо сперва заплатить деньги за водку, а ужь посл пить, сталъ доставать деньги.

— Да пей, парень! посл заплатишь!

— Все равно: сейчасъ отдамъ.

— Пей, теб говорятъ! грозно уже крикнулъ на меня цловальникъ.

Я выпилъ, вынулъ пять копекъ серебромъ, разумется, мдными деньгами, и отдалъ цловальнику; только водка на меня не произвела ршительно никакого дйствія: такъ я перезябъ.

— Выпей еще стаканчикъ! обратился во мн цловальникъ, видя, что первый стаканъ не оказывалъ должнаго дйствія.

— Больше пить не могу!

— Денегъ, что ли, нтъ? таинственно, вполголоса спросилъ меня цловальникъ.

— Нтъ, не то…

— Я теб, парень, отъ себя поднесу, еще таинственнй проговорилъ цловальникъ.

— Деньги у меня есть…

— Это все едино, а ты выпей еще стаканчикъ.

— Да, ей Богу, не могу!..

— Эхъ ты, озорная голова! крикнулъ на женя цловальникъ: говорятъ теб: пей! такъ, стало быть, надо пить!.. Не стану я сдуру всякаго поить водкой!.. А теб подношу: надо христіанскую душу отъ смерти спасти!.. Пойми ты…

— Ну, давай!..

Цловальникъ налилъ еще стаканъ, я выпилъ, и вынулъ изъ кармана еще пять копекъ и подалъ хозяину.

— Не надо, парень! объявилъ тотъ, не принимая отъ меня денегъ. — Право, не надо!..

— У меня же есть деньги…

— Ну, и слава Богу! держи про себя, настаивалъ цловальникъ:- держи, парень, про себя… Деньги всегда, парень, нужны…

— Спасибо теб, хозяинъ, на добромъ слов, сказалъ я, а деньги ты все таки, какъ хочешь, а возьми.

— Да теб жь говорятъ…

— Какъ хочешь, а, пожалуйста, возьми! и съ этими словами положилъ деньги — пять копекъ — на стойку.

Хозяинъ съ видимымъ неудовольствіемъ взялъ со стойки деньги и положилъ въ ящикъ.

— А ты вотъ что, хозяинъ, началъ говорить я: ежели хочешь для меня добро сдлать, пусти меня переночевать у тебя. Дорогъ я не знаю, я не здшній…