Нечаев: Созидатель разрушения

Заранее было известно, что по делу Мирского и обвиняемых вместе с ним 7 лиц, предназначенному к слушанию в С.-Петербургском военно-окружном суде, доступ посторонних лиц последует лишь по именным билетам. Этим объясняется, что вчера, 15-го ноября, перед зданием обших судебных установлений, на Литейной, куда на этот раз перенес свое заседание военный суд, никакого наплыва публики не замечалось. <…> Билеты для входа в залу суда были двоякие: белые — для высших сановников и лиц судебного персонала, а равно вызванных в суд по повесткам, и красные для всех остальных. Первые имели вход со Шпалерной улицы, а последние — с Литейного проспекта. По предъявлении билета офицер отмечал в списке фамилию проходившего лица. Внутри заседания суда. т. е. на площадке перед залою, и в самой зале суда порядок охранял плац-адъютант, по непосредственному распоряжению второго коменданта свиты Его Величества генерал-майора Адельсона. На площадке второго этажа, у того места, где кончается главная лестница, был установлен барьер. Здесь происходило вторичное предъявление билета, отрывание плац-адъютантом купона и новая отметка в списке. <…> По распоряжению председателя суда было установлено следующее распределение мест: за креслами судей — для высших сановников и лиц военного судебного персонала; кресла присяжных заседателей для генерал-адъютантов и лиц, занимающих высокое положение в административной иерархии. Места для публики внизу — исключительно были предоставлены генералам, а на хорах — штаб- и обер-офицерам и другим лицам, получившим билеты. <…> Перед креслами присяжных, за небольшим столиком, поместились два стенографа от «Правительственного Вестника», а между этим столиком и аналоем установлен стол с вещественными доказательствами. Издали видны только большие связки бумаг. В 10 часов 10 минут утра вошел суд в следующем составе: председатель генерал-лейтенант Дебоа, при двух постоянных членах и шести временных, именно 6 штаб-офицеров от войск петербургского округа. Объявив заседание открытым, председатель сделал прежде всего распоряжение о приводе к присяге одного неприсягавшего еще временного члена судебного присутствия. Затем генерал Дебоа объявил содержание дела, подлежащего рассмотрению военного суда, и приказал жандармскому офицеру сделать распоряжение о вводе подсудимых. Наступила пауза, во время которой 7 жандармов, обнажив сабли, расположились двое с каждой стороны скамьи подсудимых, а трое сзади скамьи, в равном друг от друга расстоянии. Предшествуемые жандармским офицером и отделяемые друг от друга конвойными, подсудимые вступили на скамью подсудимых в таком порядке: дворянин Леон Мирский, отставной прапорщик артиллерии Тархов, мещанин Евгений Беклемишев, присяжный поверенный Александр Ольхин, Ипполит Головин, Николай Верещагин, дворянка Семенская и почетный гражданин Григорий Левинсон. Все подсудимые одеты в черные сюртуки, а Мирский — во фрак. <…> По окончании председателем обычного опроса подсудимых, секретарь прочел список вызванных в суд свидетелей. Оказывается, что со стороны обвинения вызвано 60 с небольшим свидетелей, а со стороны защиты около 40. Некоторые свидетели не явились и их неявка за дальностью расстояния была признана законною. Председатель сделал распоряжение о вводе свидетелей по группам не более 20 человек в каждой. Произведена поверка, которая заключалась в том, что председатель выкликал фамилию свидетеля, а последний заявлял о своем присутствии словом «здесь».

Появление второй группы свидетелей было отмечено неожиданным эпизодом. Один из подсудимых, именно Головин, закрыв лицо руками, зарыдал, как бы в истерическом припадке. В числе вошедших восьми свидетельниц была и его жена — О. М. Головина. Председатель пригласил Головина успокоиться и предложил в случае надобности заявить о медицинской помоши. Подсудимый встал и поклонился, <…>

В вечернем заседании 15-го ноября судебное следствие было открыто допросом свидетельницы Кестельман. Это молодая девушка, состоявшая на правах невесты, в близких, интимных отношениях к подсудимому Мирскому. С ней сделалось дурно, но она скоро пришла в себя. Точно так же и с подсудимым Мирским произошел припадок. По распоряжению председателя он был выведен на некоторое время из залы суда до окончательного приведения в чувство. Весь интерес вечернего заседания сосредоточился на показаниях и перекрестном допросе свидетеля бомбардира Щетинникова. Его пространное показание было выслушано с напряженным вниманием. Мирский в одном месте показания Щетинникова разразился бранным восклицанием, относившемся к свидетелю. Остановленный немедленно председателем, подсудимый просил простить ему «эту невольную вспышку». <…> Продолжая отмечать внешние подробности судебного заседания, приходится отметить следующий ряд случайностей. Во время допроса свидетельницы Головиной с мужем случился припадок. Голосом, исполненным безнадежного отчаяния, он закричал: «Мирский, зачем вы погубили меня!» Мирский в свою очередь встал и заявил председателю, что Головина никогда не видел.