Нечаев: Созидатель разрушения

«Рассмотрев приговор С.-Петербургского Военного Окружного Суда о дворянине Леоне Мирском и отставном прапорщике Юрии Тархове, принимая во внимание несовершеннолетие обоих преступников и их полное раскаяние в поданных ими прошениях, первым из них о помиловании, а вторым о смягчении наказания, я определяю: дворянина Леона Мирского по лишении всех прав состояния сослать в каторжные работы в рудниках без срока, а отставного прапорщика Юрия Тархова лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы в крепостях на десять лет.

Генерал-адъютант Гурко».[795]

Известный журналист, начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов, человек хорошо осведомленный, вспоминал: «Смягчен был Иосифом Владимировичем (Гурко. — Ф. Л.) приговор и для Мирского, что вызвало, разумеется, разнообразные толки в обществе. По мнению его недоброжелателей, он обнаружил будто бы милосердие из жажды популярности: как это было похоже на него!. Я видел Гурко поздно вечером того дня, когда состоялось решение, и знаю в точности, какие мотивы руководили им. Он не мог не обратить внимание на то, что Мирский едва достиг совершеннолетия и был не столько закоренелым злодеем, сколько сбитый с толку революционною пропагандой мальчишка <…>.[796]

Управляющий III отделением Н. К. Шмидт 20 ноября телеграфировал Дрентельну о «состоявшейся конфирмации» и на другой день получил ответ, содержавший требование «повременить» с отправлением Мирского из Петербурга.[797]

«Государь возвращался тогда из Крыма в сопровождении Дрентельна, — писал Феоктистов, — Гурко выехал ему навстречу; тотчас же начался разговор о Мирском. «Мы с Александром Романовичем не ожидали ничего подобного, — сказал Государь, — мы не сомневались, что Мирский будет повешен; по моему мнению, ты совершенно неуместно оказал ему милосердие».[798]

Раздраженный монарх начертал на помиловании Мирского следующую колоритную резолюцию: «Действовал под влиянием баб и литераторов».[799]

По распоряжению монарха, строжайше соблюдая тайну, создавая для этого фальшивые документы, руководители III отделения поместили помилованного Мирского в камеру № 1 Секретного дома Алексеевскою равелина Петропавловской крепости, где совсем рядом в «отдельном покое» № 5 седьмой год томился Сергей Геннадиевич Нечаев.

БЕСПОРЯДКИ В АЛЕКСЕЕВСКОМ РАВЕЛИНЕ

В Алексеевский равелин Мирский поступил 28 ноября 1879 года в два часа тридцать минут ночи из Трубецкого бастиона, расположенного в нескольких десятках метрах от Секретного дома. Одновременно с заключенным комендант крепости Е. И. Майдель направил смотрителю равелина П. М. Филимонову следующее предписание:

«Препровождаемого при сем по Высочайшему повелению, приговоренного к бессрочным каторжным работам, государственного преступника Леона Мирского предписываю принять и заключить в отдельный покой и содержать наравне с прочими заключенными в полнейшей тайне и под бдительным надзором, отнюдь не называя его по фамилии <…>. Причем предписываю поместить его в одну из комнат переднего фасада, так чтобы ни он, ни другие арестанты, при выходе на прогулку в сад, не могли и догадаться о су-шествовании друг друга, и без личного моего разрешения не выдавать ему никаких письменных принадлежностей, ограничиваясь выдачей только книг для чтения из имеющейся в равелине библиотеки».[800]

Фрак с остальным имуществом, находившимся при Мирском во время ареста в Таганроге, оказался в кладовой Секретного дома. Опись вешей занимает два листа и содержит предметы, характеризующие их владельца как франта.[801] Никто из поступавших в равелин народников не располагал столь обширным и изысканным гардеробом.

Команда, несшая караульную службу в равелине, ко времени появления в нем Мирского была окончательно «развращена» Нечаевым и выполняла почти все его распоряжения. Между ним и новым узником вскоре установилась связь.

Недоверчивому создателю «Народной расправы» понадобилось некоторое время для выяснения, не подсадной ли уткой служит вновь прибывший арестант. Убедившись в том, что Мирский есть тот самый террорист, стрелявший в Дрентельна, а не полицейский агент, Нечаев попытался отнестись к нему как к партнеру и просил его помочь связаться с волей. До поздней осени 1880 года, пока в равелине находились Нечаев, Мирский и Бейдеман, известна всего одна попытка узников установить сношения с народовольцами. На следствии о беспорядках в Алексеевском равелине рядовой Местной команды К. Вызов показал, что сначала Мирский, а за ним и Нечаев просили его «снести записку на Охту, в мелочную лавку около Порохового завода, где разузнать квартиру его (Мирского. — Ф. Л.) товарищей оберфейерверкеров Филиппова и Емельянова и передать записку, за что получить от них 20 руб., но он эту просьбу не исполнил <…>.[802] Адреса других лиц, с которыми следовало связаться в первую очередь, например, А. Д. Михайлова и Н. А. Морозова, Мирский почему-то Нечаеву не дал.