Нечаев: Созидатель разрушения

Одновременно с работой над прокламациями Нечаев приступил к подготовке издания второго (последнего) выпуска «Народной расправы»,[551] ему не терпелось напомнить о себе покинутой им России. Этот выпуск целиком принадлежит перу Нечаева и состоит из трех разделов.[552] Первый раздел, не имеющий заголовка, содержит исключительную, из ряда вон выходящую ложь о Нечаеве и нечаевцах, о московских событиях осени 1869 года, мотивах убийства Иванова, подробностях арестов, реальные события, растворенные в небылицах. Второй раздел «Кто не за нас, тот против нас» посвящен объяснению необходимости скорейшего разрушения монархического управления Россией. В третьем разделе «Главные основы будущего общественного строя» излагается план замены в России одной власти на другую. Приведу из него извлечения:

«В основе всего лежит Труд, и так как истинное счастье и благо каждого зависит от счастья и блага всех, довольство каждого от довольства всех, так как общее благо возможно только там. где каждый, посвящая труду все свои силы, отдает все произведения своего труда в общую сокровищницу, из которой взамен получает все, чем обусловливается его благосостояние, то все силы и произведения этих сил по справедливости должны считаться общественным достоянием и следовательно в основу будущего строя ложится также общность имущества».[553]

Нечаев заранее отыскал себе и себе подобным место распределяющего из всеобщего Всероссийского котла, содержащего «общность имущества». Пора обратить внимание на любопытную закономерность: идеи «общности имущества» и его «справедливого» распределения рождаются в головах именно тех, кто сам ничего никогда не производил и производить не умел, не хотел и не собирался.

«В течение известного числа дней, — пишет далее Нечаев, — назначенных для переворота, и неизбежно последующей за ним сумятицы, каждый индивидуум должен примкнуть к той или иной рабочей артели по собственному выбору, руководствуясь соображением со своими силами и способностями. Все оставшиеся отдельно и не примкнувшие к рабочим группам без уважительных причин не имеют права доступа ни в общественные столовые, ни в общественные спальни, ни в какие-либо другие здания, предназначенные для удовлетворения разных потребностей работников-братьев, или заключающие в себе продукты и материалы, запасы и орудия, предназначенные для всех членов установившегося рабочего общества; одним словом, не примкнувшая без уважительных причин в артели личность остается без средств к существованию.

Для нее закрыты будут все дороги, все средства сообщения, останется только один выход, или к труду, или к смерти».[554]

Задумывался ли наш теоретик, в какую артель записать Достоевского, Толстого, Тургенева, Лескова, Салтыкова-Щедрина? Вульгарные социалистические идеи требовались ему как средство для завоевания личной власти. Подвернись Нечаеву другие идеи, он принял бы их, лишь бы они взнесли его вверх, да повыше.

Пока Огарев из Женевы терзал умиравшего в Париже Герцена, требуя «без рассуждений» выслать остаток бахметевских денег, Нечаев, выпроводив Александровскую в Россию, укатил в Локарно для свидания с Бакуниным. Михаил Александрович переселился туда в октябре 1869 года. В Локарно обосновались его друзья и последователи из итальянских политических эмигрантов, жизнь там обходилась много дешевле, чем в Женеве. Постоянно нуждавшееся семейство Бакуниных сняло квартиру за 15 франков в месяц,[555] что позволило Михаилу Александровичу хоть на короткое время перевести дух.

Основатель «Народной расправы» рассказал старому революционеру о положении дел в ненавистной империи и «близости необходимого восстания».[556] По мнению Нечаева, Бакунину следовало немедленно прекратить разнообразные занятия интернациональным революционным движением и полностью посвятить себя интересам России. В Локарно Михаил Александрович погрузился в проблемы итальянского освободительного движения, борьбу между революционными группировками, лигами и братствами, созданными им же самим. Но кроме всего этого на Бакунине висело опрометчиво взятое им обязательство по переводу первого тома «Капитала» К. Маркса.

Дело в том, что М. Ф. Негрескул, побывавший весной 1869 года в Женеве, решил помочь Бакунину поправить его трудное финансовое положение. Не имея собственных средств, Негрескул обратился за помощью к студенту Гейдельбергского университета Н. Н. Любавину. Оба они в 1867 году входили в кружок Г. А. Лопатина и еще тогда обсуждали с петербургским издателем Н. П. Поляковым возможность перевода «Капитала» на русский язык. Любавин написал Полякову и получил от него поручение договориться с Бакуниным о выполнении этой работы на следующих условиях: 1200 рублей за перевод первого тома «Капитала», из них 300 рублей — аванс, выплачиваемый немедленно.