Тимашев тут же разослал циркулярное письмо всем «Начальникам губерний» с приложением примет скрывшегося заговорщика,[388] а столичный обер-полицмейстер, генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов 18 декабря издал приказ о «разыскании и задержании» Нечаева.[389] (Лишь 16 декабря в III отделении поняли, что Нечаев еще и убийца.) Опережая появившиеся у чиновников политического сыска сведения об уголовном преступлении Нечаева, в правительстве сочли желательным, чтобы «теперь же были бы даны нашим представителям при иностранных правительствах инструкции на тот случай, чтобы немедленно по появлении Нечаева в какой-либо стране наш посланник представил местному правительству требования о задержании и выдаче этого преступника».[390]
Но несмотря на принятые полицейскими властями несколько запоздалые меры, Нечаев и его спутница 15 декабря 1869 года благополучно миновали пограничную станцию Вержболово и покатили далее через Кенигсберг в Швейцарию.
Попутчица Нечаева Варвара Владимировна Александровская, в девичестве Чирикова, дочь поручика, жена коллежского советника, чиновника Кронштадтской таможни, родилась в Калужской губернии в 1833 году, где закончила акушерские курсы. Впервые Александровскую арестовали 8 мая 1862 года по подозрению в распространении воззваний «возмутительного» содержания. Основанием для задержания послужили результаты наблюдения за ее петербургской квартирой, служившей постоянным местом встреч молодых людей, обративших на себя внимание тайной полиции, в их числе известных бунтарей А. П. Покровского и И. В. Понятовского, приезжавших к ней из Нижнего Новгорода. Обвинение Александровской в причастности к распространению противоправительственных воззваний не подтвердилось, но в ее бумагах жандармы обнаружили «возбуждающее к восстанию письмо», и после разбирательства в высочайше утвержденной Следственной комиссии ее приговорили к трехмесячному заключению в Смирительном доме с последующей высылкой в Тульскую губернию под гласный надзор полиции. Перед следователями Александровская вела себя мужественно, все отрицала и никого не выдала. Находясь же в ссылке, она затосковала по развеселой петербургской жизни и молодым людям, жившим у нее по нескольку дней. Любительница столичных развлечений не выдержала и в 1865 году заявила тульскому губернатору, что готова содействовать властям в выяснении событий, в которых она оказалась случайно замешанной весной 1862 года. Следуя совету губернатора, Александровская отправила главноуправляющему III отделением князю В. А. Долгорукову письмо с предложением сообщить в личной беседе подробности минувших событий, что позволит «открыть распространителей возмутительнейшей прокламации 1862 года под названием «Молодая Россия».[391] В ответ из столицы поступило требование итожить факты на бумаге и прислать почтой в III отделение.
«Мне известно, — писала Александровская Долгорукову К) октября 1865 года, — во-первых, что существовала когорта праздношатающейся молодежи, ходившей по России с целью нарушения существующего порядка в России».[392] Далее шел ординарный донос на бывшего студента Московского университета Н. А. Рубинского.
Для Александровской ее предательство благоприятных последствий не имело, ее не отпустили и даже никуда не перевели. Тогда вслед за покушением Каракозова доносчица, обиженная на III отделение, отправила в столицу письмо, адресовав его председателю Следственной комиссии графу М. Н. Муравьеву. На сей раз она назвала множество фамилий лиц, входивших, по ее утверждению, в преступное сообщество «Москва, Север и Восток», выдала всех, кого знала, — уж очень хотелось в Петербург.
«Целью этого общества, — писала Александровская, — было, сколь я могу понять из их полудоверчивой при мне болтовни, низвержение Царствующего Дома, хотя бы и через убийство всех членов Дома Романовых, невзирая ни на какой возраст, и затем учреждение в России республики. Насколько болтовня их имела серьезный характер и основания, я не знаю, а в то время и того менее знала, потому что все их рассуждения при мне были отрывочны и имели характер шутки. Тем не менее, в настоящее время я убеждена, что направление их или многих из них — далеко не монархическое. <…> Если бы вашему сиятельству угодно бы было без огласки вызвать меня в Петербург, <…> то я надеюсь, с помощью правительства и моей репутации еще до сих пор как политической преступницы, [могу] успеть добраться до больших подробностей деятельности этого общества. Тем более, что фамилия злодея (Д. В. Каракозова. —