Но, похоже, он так не считал. И по-прежнему твердил бесстрастным голосом о своей страстной любви. Что впрочем не помешало ему невзначай прикоснуться к моей руке. Его прикосновение было горячим. И я резко отдернула руку. И я уже знала наверняка, что он скажет. Он именно это и сказал.
– Ты одинока, как и я. И какое имеет значение, кого мы любим?
Для меня это имело большое значение. Но отвечать ему мне не хотелось. И я ждала второго вопроса, который знала наверняка.
– Ты, наверное, еще никого не любила? Ты так молода.
Я уже любила и даже умирала из-за любви, но он этого никогда не узнает. К тому же той осенью я не чувствовала себя молодой. И не знала, что с годами это быстро пройдет.
Третий вопрос я не ожидала. Это был даже не вопрос, а предложение. Чтобы все гастроли провести вместе. Просто провести время, а потом как ни в чем не бывало расстаться. И я тогда дала себе слово ни с кем не проводить время, заранее зная, что вскоре расстанемся как ни в чем не бывало. С годами, правда, этот мой обет потерял силу.
Я выставила его за дверь. Без обид и гневных слов. Я была уверена, что наутро ему будет немножко стыдно. И в который раз подумала, что мне этой осенью хорошо именно одной. Без лишних чувств и эмоций. Впрочем, я себя от них защищала. И они были направлены исключительно на созерцание пожелтевшего, хмурого, дождливого мира. В котором существовала только я. И где-то мой любимый брат. Который в очередной раз себя обманывал. Но не думал об этом. Потому что не любил думать…
12
Однажды наш комфортабельный ультрасовременный автобус безнадежно завяз в глубокой грязи, возле какой-то совершенно заброшенной деревушки. И мне почему-то подумалось, что это символично.
Деревня действительно была ветхой. Казалось, она существовала отдельно от всего мира. В ней жили по своим законам. По своим убеждениям. По своей правде. Я ее полюбила с первого взгляда. Эти скошенные крыши, эти размытые дождем развилки дорог, этот запах парного молока и свежеиспеченного хлеба. Все то, что было так далеко от суматошного, истеричного города, от его высокомерия и снобизма. От его плакатно-рекламной маски, за которой скрывалось его истинное лицо. Здесь же напротив все было натурально, естественно, просто.
Игнат, похоже, как и я полюбил это место сразу же. Он даже стал тише, спокойнее и все чаще поглядывал на небо, которое здесь казалось именно единственно надежной крышей над головой.
А Полина долго морщилась, фыркала и пыхтела от негодования. Она чувствовала себя здесь чужой. В своем великолепном дорогом наряде, ярком макияже и осознанием, что она звезда. Вообще, за последнее время, точнее за время гастролей, эта уверенность в ней укрепилась. Пожалуй, прошлое к себе недоверие и недовольство канули навеки. Она стала самоуверенной, гордой и пыталась смотреть на всех свысока. Что впрочем позволял и ее огромный рост. Я считаю, что ее уверенность укрепилась не только из-за того, что гастроли по городам шли с шумным аншлагом. Ей действительно много аплодировали, ее действительно забрасывали цветами и восторженными записками. А у гостиницы атаковали многочисленные поклонники. В маленьких городах люди по-детски доверчивы. И безоговорочно верят столичной рекламе, столичному телевидению и столичным сплетням. Полину столица объявила звездой. И здесь ее приняли как звезду. При этом, в отличие от столицы, очень искренне. Иначе и быть не могло.
И все же ее горделивая походка, небрежный взгляд были вызваны не столько ошеломляющим успехом, сколько уверенностью, что ее любит мой брат. И она даже стала вести себя по отношению к нему соответствующим образом. Как избалованная звезда. Порядком уставшая от своих многочисленных поклонников. Она даже заглядывала ко мне и с ленцой заявляла, что подумывает о достойном партнере. Что неравные отношения губительны для обоих. И что чувствует какое-то некоторое унижение для своего таланта присутствием Игната рядом с ней. А она с высоты своего положения не хотела бы причинять ему боль.
А потом заявлялся мой брат, который и думать не думал о неравных отношениях, о унижающес партнерстве и тем более о ее гениальности. Он ерошил свои лохматые волосы, широко улыбался своей обаятельной улыбкой, разваливался на диване, прикрыв глаза.
– Ох, Светка, надоело мне все это. Порядком осточертело. Не мое это, совсем не мое. Не мои друзья, не мои города, не мой дом и уж совсем не моя женщина. Если честно, у меня не хватает сил. Но слава Богу, чувствую. Что мы с ней расстанемся совсем скоро. И совсем по-хорошему.
И в такие минуты я жалела, что Полина не имеет дурной привычки подслушивать под дверью. И подумывала не посоветовать ли ей это сделать. Чтобы она опустилась на землю.
Но на землю ей все-таки пришлось опуститься. И совсем скоро. Когда мы оказались в этой заброшенной деревушке, в которую я влюбилась с первого взгляда. И которую она, эта избалованная псевдозвезда, с первого взгляда возненавидела.