– Милости прошу, – негромко сказал Протасов, придерживая перед Лидой дверь и подхватывая под руку, когда она споткнулась на пороге. – Думаю, чем скорей мы ляжем спать после этой безумной ночи, тем легче будет свыкнуться со случившимся.
Лида замерла, подняла к нему лицо, всмотрелась, пытаясь уловить выражение его глаз, однако в сенях было слишком темно.
«Чем скорей мы ляжем спать…» – сказал Василий Дмитриевич. Что он имел в виду? Он же не мог иметь в виду, что… что они лягут в одну постель! В одну супружескую постель, как и положено молодоженам… И только тогда вполне свершится таинство брака. «И благословил их Бог, говоря:
– Идемте же, ну? – нетерпеливо сказал Василий Дмитриевич и подтолкнул Лиду вперед.
Пройдя сквозь низенькую дверку, они попали из сеней в просторный зал первого этажа, из которого поднималась наверх широкая лестница.
– Моя спальня наверху, – сообщил Василий Дмитриевич, – ну а для вас покои, конечно, не готовы, так что придется вам заночевать в моих.
Лида не знала, как поднялась по лестнице. Возможно, она шла сама, возможно, Василий Дмитриевич тащил ее за руку и пихал в спину – нет, она не помнила и даже потом не могла вспомнить, как ни старалась!
От лестницы на втором этаже в обе стороны отходили два коридора, в каждый из которых смотрело несколько дверей. Василий Дмитриевич увлек Лиду в левый коридор и вскоре толкнул одну из дверей. За ней открылась комната с широко распахнутым окном. Занавеси разносило ветром по сторонам, и бледно-голубоватые, словно бы дымящиеся полосы лунного света лежали на полу.
– Ах, что за луна нынче, – пробормотал Василий Дмитриевич. – Отроду не помню такой луны! Так и следит за нами всю ночь, глаз не сводит! Надо будет ставни прикрыть, не то не удастся заснуть.
Он подошел к окну, высунулся, глубоко, шумно вдыхая посвежевший ночной воздух, поймал створки ставен и сомкнул их. В секунду стало темно: свет проникал теперь только в щели между плашками, из которых были собраны ставни. Горела только единственная свеча в тяжелом канделябре, с которой Василий Дмитриевич поднялся в комнату и оставил у двери. Теперь же он перенес ее на столик возле окна. И Лида наконец оглядела эту просторную комнату с большой кроватью в алькове и узким диваном под стеной. В комнате стояли также два кресла и платяной шкаф; в дальнем углу, между подвернутыми шторами, можно было разглядеть небольшую дверь.
– Извольте, Лидия Павловна, – проговорил Протасов, вручая ей подсвечник, которым только что зажег еще одну свечу, и Лида только сейчас сообразила, что, пока она осматривала его комнату, Василий Дмитриевич не сводил глаз с ее лица. – За той дверью моя гардеробная, где, надеюсь, вы найдете все для умывания. Думаю, мы оба порядком пропылились нынче. Быть может, вы голодны? Я могу позвать кого-нибудь принести ужин, хотя вряд ли он будет достоин называться праздничным…
– Благодарю, – шепнула Лида, продираясь сквозь комок в горле, – я не голодна. И правда, мне надо пойти умыться…
Протасов снова указал в сторону гардеробной. Лида вошла в нее и закрыла дверь за собой, поставила свечу и огляделась. Это была небольшая комнатка без окон: ножная каучуковая ванна на полу, какую незадолго до смерти купил и ее отец; в стеклянных вазочках бруски сладко пахнущего мыла; на лавках сложены полотняные полотенца, стоит несколько тазов и кувшинов; бочка в половину ее роста полна воды – конечно, холодной, однако Лиду теперь бросило в жар от волнения, и холодная вода была для нее благом.
Она принялась раздеваться, мучительно изгибаясь и выкручивая руки, чтобы расстегнуть крючки на спине, ломая пальцы, чтобы выбраться из перекошенного кринолина. Мелькнула мысль, что завтра ей будет совершенно не во что одеться, ведь все вещи остались невесть где при дороге, так что придется предстать перед пугающей бабулей Никитишной в самом неприглядном виде, однако сейчас у нее уже не было ни духовных, ни физических сил, чтобы переживать еще из-за этого. Мысли о том, что сейчас предстоит ей и Василию Дмитриевичу, поглощали ее совершенно. Почти не сознавая, что делает, Лида совершенно разделась, встала в ножную ванну и принялась поливать себя водой, щедро намыливаясь. Она не поленилась вымыть и голову, только позже спохватившись, что причесаться нечем: мелкий гребешок, найденный в гардеробной, сразу застрял в ее волосах, и Лида, побоявшись сломать, отложила его. Тогда она, постаравшись вытереть волосы как можно лучше, просто заплела их в две косы.
Теперь предстояло решить, в чем выйти из гардеробной. Не осталось ничего, как снова набросить на себя дневную сорочку, а плечи прикрыть все той же шалью, которая перенесла сегодня столько испытаний, даже побывав венчальной фатой.
Наконец Лида осмелилась приотворить дверь и выглянуть в комнату.