Они вышли на улицу. Припорошивший город свежий снег искрился на солнце миллионами сверкающих кристалликов.
— Давай постоим, — попросил КэБ, — мне нужно отдышаться после здешних копчено-квашеных ароматов. Одно непонятно, как чистюля Каретная могла работать в этих «авгиевых конюшнях»? — Кирилл Борисович несколько раз втянул носом холодный воздух камской зимы. Вдох — выдох, вдох — выдох… — Скорее всего, она специально отгородилась от этого «розария», а редактору наплела, что ищет в уединении творческого вдохновения. Я бы так же поступил…
Максим терпеливо наблюдал за дыхательной гимнастикой шефа.
— Вы прямо как йог. — Затем без всякого перехода предложил «подбить бабки».
— Подвести итоги, — поправил его профессор, — начну, пожалуй, с кабинета. Его осмотр почти убедил меня, что смерть Каретной не была случайной. Это она сама вынесла все вещи. Но для чего, сказать пока не могу… Может, нанюхалась в редакции и решила уволиться и оттуда? Шучу… Принимая в расчет, что с ней произошло, причина была посерьезней…
— Только не ругайте меня. — Макс, переминавшийся до того с ноги на ногу, скинул с плеча рюкзак, расстегнул молнию и извлек толстый блокнот в сафьяновом переплете с тиснением «Каретная — Говорит Камск».
— Что это?
— Думаю, ежедневник Каретной.
— Где ты его взял? — На скулах Хабарова заходили желваки.
— Спер с редакторского стола, — с виноватой улыбкой ответил Максим. — Рассказов его не скоро хватится. Разве можно что-то найти в его бардаке. А я тем временем изучу и верну…
— Кто же так делает? Доказательства, изъятые с нарушением закона — доказательствами не являются! — рявкнул профессор. Он вышел из себя, сопровождая возмущение фразами: «ну и ну», «вот это да», «кто бы мог подумать».
— Шеф, вы так-то тоже не следователь. Все, что найдете, — уликами не является.
— Еще учить меня будешь! Я просто в шоке! Ты… — КэБ задохнулся от нахлынувших эмоций, — авантюрист!
— Кирилл Борисович, а ваше надуманное выдвижение в ректоры, разве не авантюра? — защищался Макс.
Эти слова возымели эффект и заставили профессора немного поостыть.
— Это всего лишь розыгрыш, понимаешь? А ты стащил чужую вещь. Да как ловко! И когда ты только успел?
— Когда мы пошли смотреть кабинет Каретной. Схватил, сунул в рюкзак. Одно движение…
— Догадываюсь, откуда эти навыки… А я все не мог взять в толк, почему ты пялишься на стол Рассказова? Не представляю, как ты вернешь ежедневник, но найдешь способ. А пока, — нехотя сказал он, — изучи его содержимое. Обрати внимание на повторяющиеся записи, и нет ли там чего насчет медицины? Не поймешь эту Каретную. То она хворала, то была здорова… Кому верить? Запутала всех эта любительница детективов…
«Мы видим преступление везде», — вспомнил он слова в настенной рамке. Это что, жизненный принцип? Не заигралась ли она в криминал? Раздобыла какую-нибудь информацию, начала копать да и влипла в историю… Она ведь была въедливой — так, кажется, ее охарактеризовал Рассказов.
— И как ежедневник оказался у него? — подбросил в его рассуждения новую загадку Максим.
— И это тоже… Каретная экстренно уволилась с журфака, полагаю, без огласки решила уйти из редакции. Рассказов смутился не меньше нашего ее пустому кабинету, заметил?
— Да, на глазах сник… А не мог он ей помогать?
— Если она планировала уходить из агентства, почему не прихватила ежедневник? Подчистила кабинет до мелочей, а собственные записи, фактически хронологию последнего года своей жизни, оставила? Не клеится одно с другим.
Профессор и аспирант кружили по центру города.
— Будем завершать, я замерз. — Кирилл Борисович зябко поежился. — Твоя задача основательно порыться в блокноте. А я поговорю со знакомой Каретной, с той самой Мариной! Auf Wiedersehen, mein Freund.
Глава 9
Тридцатого декабря пришел министерский приказ об увольнении ректора Камского университета. «В связи с достижением предельного возраста», — гласила казенная формулировка. В тот день Кирилл Борисович случайно оказался на факультете — подменял внезапно приболевшего заведующего кафедрой. Эфирова, не таясь, обвинила Хабарова: «Это он по вашей милости заболел», — вперилась она в него немигающим взглядом. Наверное, так перед атакой сова смотрит на полевую мышь. А затем с наигранным сочувствием к завкафу добавила: «И все из-за вашего эгоизма».
— Прекратите нести чепуху, вы мне надоели, — без церемоний ответил Кирилл Борисович.
Не ожидавшая отпора Эфирова на миг оторопела, затем сорвалась с места и с всхлипываниями кинулась в коридор. На кафедре воцарилась тишина. Лаборантка, орудовавшая маникюрной пилкой, от волнения поранила палец. Присутствовавшие коллеги, пряча улыбку, потупили глаза, а сидевший в углу доцент Бояринов, бывший номером три в кафедральном табеле о рангах, незаметно для остальных в знак одобрения поднял вверх большой палец. Хабаров в ответ подмигнул ему. «Я не одинок», — обрадовался он.