Нечаянный богатырь

Ну, а что я еще должен был испытывать, пока Васька выкладывал мне, что он успел увидеть-услышать из избы? Потом добрал подробностей из ругани, когда избу окружили, а его наружу вытаскивали. А позже прояснил детали, пока попеременно то удирал, то прятался от погони. Это уже после того, как изба, разозлясь не на шутку, распинала всех своих обидчиков и Васькиных заодно, что и позволило ему смыться, избежав ареста. Несмотря на то, что факты он собирал разрозненно, картина получилась вполне цельная. И как мне она не нравилась – словами было не передать! Ведь по ней выходило, что меня выставили серийным убийцей! Пользуясь тем, что я ни слова не могу сказать в свое оправдание, Лакнаф уж постарался! Заявил, что на моей совести не только Льяшкина смерть! Что всех тех, кто в последнее время исчез, тоже я прикопал! Не знаю, куда в этой заварухе подевался Стен, но с его слов Лакнаф живописал, как тот до последнего пытался спасти убитую мною Льяшку, как тщился мою руку с ножом удержать, да силушек не хватило. И как лишь потому, что Стен потом на помощь позвал, я Льяшку, последний труп в череде моих преступлений, не успел припрятать рядом с остальными убиенными мною жертвами. Одним словом, Лакнаф сочинял на всю катушку! Его даже не смущал тот факт, что мое тело он до сих пор не нашел, и, следовательно, я вполне еще могу оказаться живым и поднять голос в свое оправдание… при условии, что меня теперь хоть кто-то станет слушать. Потому что Яга, с возмущением попытавшаяся заткнуть рот этим двум негодяям, тут же была объявлена моей сообщницей и врагом всего мирного населения. До нее до самой добраться, к счастью, так пока и не сумели, только обложили в моем доме со всех сторон, но зато изба, не вовремя появившаяся в поле зрения недругов, получила по полной, и Васька с избой заодно, так что им обоим пришлось срочно уносить из поселка ноги. А когда кот удирал, то в поселке как раз отряд собирали, призванный отправиться на мои поиски. Ведь Лакнафу, одному из негласных предводителей этого отряда, наверняка хотелось воочию убедиться, что я уже действительно труп, чтобы окончательно на этот счет успокоиться. А все остальные рвались найти и покарать меня за все мои преступления! И вот что меня больше всего задело за живое, это как раз не то, что на меня так нагло клевещет подлый брехун, пусть даже и наделенный официальной властью, а то, как легко мои односельчане поверили во всю эту клевету! Сколько лет я с ними прожил бок о бок? Сколько всяких их конфликтов и проблем успел разгрести? Но, услышав поклеп в мой адрес, ни один не озадачился мыслью: как бы я мог оказаться на такое способен? Ни один не усомнился в моей виновности и не попытался поднять свой голос в мою защиту! После такой черной несправедливости да неблагодарности у меня впервые в жизни всерьез мелькнула мысль о том, чтобы уйти в монастырь. Ну или, на худой конец, просто напиться в зюзю этим же вечером. А потом, в невменяемом состоянии, пойти да и сдаться всем этим сволочам! Пусть меня четвертуют на пике своего неправедного гнева, а потом, когда остынут да во всем разберутся, пусть совесть их немилосердно мучает всю оставшуюся жизнь! Сидя в предбаннике, под сочувственное Васькино сопение, я, сломленный духом, как раз наслаждался мысленной картинкой, как эти подлецы, мои неблагодарные односельчане, всей толпой льют на моей могилке покаянные слезы, когда окрик Жажилы вернул меня в реальную жизнь:

– Трой, смотри! Вон они, уже здесь! Эх, наверное, все-таки успел кто-то отследить наше с Ягой ночное общение! Или и без того догадались…

– Где?! – боевая выучка разом сорвала с меня всю мою меланхолию. К тому же, не только о себе мне следовало сейчас думать, но и о Яге тоже, и о Жажиле, и о восстановлении справедливости, наконец! Да и о бабкиной избе надо бы позаботиться! Вспомнив о ней, я испугался, что ее, мою недавнюю спасительницу, толпа прибывших карателей по бревнышку сейчас попытается разобрать! Но изба об этом, похоже, подумала раньше меня! Нет, она не стала убегать! Тихо фигея, я увидел в окошко, как она, пока ее еще не высмотрели незваные гости, быстро присела, пряча под нижними венцами свои курьи лапки. Потом расправила свою челочку-крышу, передернула венцами… и разом преобразилась так, что даже я бы не узнал. И не поверил бы никогда, если бы не видел своими глазами, что вздорное блудливое бабкино жилище способно в считанные мгновения преобразиться вот в такой милый светленький теремок! На котором даже ставеньки расписные!