Нечаянный Роман

Пилипчук дернулся. Если бы он мог плакать, он сделал бы это сейчас. Воздух с шумом вырвался из легких, словно охнул истекающий кровью зверь. В дремучих брянских лесах, куда, по легенде, завел Сусанин вражеские войска поляков, Пилипчук с командой загнали мощного лося. Лось был старым, но изрядно помотал их по болотам. Брал не скоростью, а инстинктом и знанием рельефа. Пули из «калашникова» прошили лосю хребет, располосовали брюхо. Вокруг темной лужи натекшей крови сновали юркие серые лесные мухи. Вожделенно потирая лапки, они садились на живые еще, затянутые мукой глаза, тыкали жадными хоботками в вывернутые от боли губы. Из груди умирающего зверя вырвался тогда точно такой же хрип.

– Почему ты молчишь? – спросила за спиной Ася.

Он продолжал стоять к ней спиной, страшась снова увидеть пустые, сумасшедшие глаза, так напоминавшие те, которые он пытался стереть из памяти все эти годы. Голос дочери бился в спину, тупой болью отдавался в затылке, а перед глазами возникла другая, более мучительная картина. По виску жены наперегонки ползут капли пота, набухают от усилия жилы на тонких руках, длинные, с обломанными ногтями пальцы сжимают горло трехлетней хрипящей Аси.

Вес прошлого на сгорбленных плечах. Андрей Григорьевич тяжело, как на культях, провернулся на пятках. Ася лежала на больничной койке, под полуприкрытыми веками беспокойно бегали зрачки, в уголке приоткрытого рта поблескивала вязкая, прозрачная слюна. Непонятно, забылась ли доня от усталости или подействовал наконец аминазин.

Глава 16

27 июля 1993

Наталья прошла мимо очереди в Сбербанк, которая гигантским хвостом вываливалась из дверей, огибала дом и заворачивала за угол. Люди в «брюхе» очереди вели себя беспокойнее всего. Их голоса напоминали шум встревоженного птичьего базара.

– За чем стоим? – спросила Наталья у ближайшей тетки с вытаращенными глазами и потным лицом.

– Ты что, новости не слушаешь? Деньги меняют, – выпалила та, – сказали, только тридцать пять тысяч на человека можно менять.

– Хуже павловского обмена, – подхватил мужчина кавказского вида.

Тетка окинула его недружелюбным взглядом.

– Тут только по прописке меняют, – сказала она мужчине и добавила, обращаясь к Наталье: – А у меня сын с невесткой в отпуске.

– Я тоже в отпуске, – сказал кавказский мужчина, – друзья на Селигер пригласили.

– Надо же, – отозвалась моментально подобревшая тетка, – мы к вам, а вы к нам. Мои в Тбилиси поехали.

– Я из Владикавказа, – сказал мужчина.

– Все равно Кавказ, – сказала тетка. – Жара стоит как раз для купания. Интересно, успеют всех пропустить? Я сразу в перерыв прибежала, а толку…

– Народ со вчерашнего дня очередь занимал, – сказала моложавая женщина в очках, – лично я стою тут с пяти утра.

– Девушка, – кто-то резко дернул Наталью за рукав, – вас тут не стояло, не примазывайтесь.

Лицо плюгавого мужичка в тенниске и мятых брюках дышало перегаром и гражданской бдительностью.

– Я только спросить, – сказала Наталья.

– Умная какая нашлась, – из-за плеча плюгавого выглянула обширная тетя в цветастом платье, колыхнулись растянутые грудями маки, – спросить она хочет!

– Что там происходит? – закричали из очереди сзади.

– Да тут нахалка одна рвется без очереди, – сказала тетя в маках.

– Не пущать! – заорал ближайший дед и больно ухватил локоть клешней.

Наталья испуганно охнула.

Дед торжествующе прищурился и дыхнул чесноком.

Наталья дернула рукой, траченные артритом пальцы деда легко соскользнули с локтя. Дед начал хмуриться, но передумал и переключился на тетку в маковом платье:

– А ты, голуба, где стоишь?

– Что? – обомлела та. – Ты кто такой, чтоб меня допрашивать? Алкоголик!

– Где я выпил? Где? – возмутился дед.

Плюгавый мужичок с перегаром отвернулся и тихонько дыхнул в ладонь.

– Ну что вы шумите, гражданка? – сказал он, стараясь не разжимать губы. – Какая вам разница, выпил ветеран или нет? Даже выпивший имеет право стоять в очереди!

– Они заодно! – заверещала тетка, задрожали от возмущения маки. – Пьянчуги! Старый и этот. Ишь, вырядился… спортсмен!

Плюгавый с достоинством поправил загнувшийся ворот тенниски и шумно выдохнул, прочищая легкие для предстоящей речи. Стоящих рядом шибануло крепким перегаром.

Разгоряченная очередь ожила, затопталась на нагретом июльским солнцем асфальте, как на горячей плите. Люди заговорили разом, перекрикивая друг друга. Дед, схвативший Наталью за локоть, радостно захихикал, потирая артритные руки, и отошел в сторону, вытянул дряблую шею, чтобы лучше видеть происходящее.

Наталья продралась сквозь заслон из потных тел и пошла домой.