– Гражданские права – у гражданских жен. А платонические чувства – у Платона. А он, если мне не изменяет память, мальчиков любил.
– Я тоже… мальчиков люблю, – пробурчала Женя.
– Говорят, – неожиданно замурлыкал Алексей, – для своего возраста я неплохо сохранился. Свеж, как м-мальчик.
– Так и говорят? – засмеялась Женя.
– Тсс, – подняла палец неутомимая музейная старушка.
В полуподвальном кафе на Владимирском проспекте тихо переговаривались посетители.
Женя скривилась и прикрыла салфеткой рот, в желудке распался на недружественные составные пряный восточный салат.
– Опять? – Алексей застыл с не донесенной до рта вилкой. – Ты же не ела толком ничего. Повел, называется, беременную жену в кафе.
– Хорошее кафе, уютное, – поспешно возразила Женя, – только сидеть неудобно. Кому угодно станет нехорошо, если задрать колени выше головы.
– Сиденья и впрямь могли бы быть повыше, – засмеялся Алексей, – мы в Средней Азии в стройотряде так ели, дастархан называется.
– Ага, – согласилась Женя, – я успела вывеску прочитать.
– Люблю жену за острый глаз и за острый… язычок.
– Это не я, – сказала Женя, – это ядовитые испарения. От салата.
– Как вы, женщины, выносите? – сказал он. – Я бы с ума сошел, если бы меня ото всего мутило.
– Годы эволюции, – сказала Женя, прислушиваясь к себе, – женщины, не умевшие переносить токсикоз… вымерли.
– А вместе с ними вымерли их родственники, – мрачно сказал Алексей, – кстати, про родственников. Зачем тебе ехать в Тверь на целую неделю? Через неделю съездим на выходные вдвоем. Познакомлюсь с тестем, в конце концов.
– На следующей неделе очередное УЗИ, – сказала Женя, – с моей «клинической картиной» врачиха держит меня на коротком поводке.
– И правильно делает.
– Все будет хорошо, – сказала Женя, – я надеюсь.
– Зачем ты туда едешь? – Алексей с сомнением покачал головой. – Повтори для непонятливых.
Лешкина гримаса напомнила Жене лицо, которое она видела давным-давно.
Афиши были расклеены по всему городу. В Калинин приехал Московский цирк! Чтобы не потеряться в толпе, мама крепко держала их за руки. Места у них оказались отличные, у самой арены. Женя с Натой разделили одно красное сиденье, мама села на второе. Началось все замечательно: фанфары, трубы, барабанная дробь, ведущий небрежной рукой поправлял белые кукольные волосы и бархатным голосом объявлял номера. Под стеклянным куполом порхали невесомые воздушные гимнасты. Раскачивались трапеции, скрипели веревки, душа уходила в пятки и выпрыгивала обратно.
А потом появился клоун.
Яркая зелено-желтая рубашка с большим вырезом, галстук-бабочка на голой шее, мешковатые черные штаны на лямках, он ходил по арене, засунув руки в карманы, и шлепал огромными ботинками. На намазанном белым лице сияла огромная красная улыбка. Может быть, если бы они сидели не так близко, Жене не удалось бы разглядеть его глаза. Грустные и больные, они словно принадлежали другому существу и странно контрастировали с костюмом, высоким, смешным голосом и особенно с этой страшной, кровожадной улыбкой.
Такими же были сейчас глаза у Алексея.
– Ты говорил, что надо смотреть в лицо своим страхам, – сказала Женя, – я столько лет пыталась сделать вид, что прошлое не имеет значения…
– Я понимаю, – тихо сказал Алексей, – но… Он виновато улыбнулся, протянул руку через стол и сжал ее пальцы.
Женя поглядела в его больные глаза и покачала головой.
– Я до сих пор не могу представить себе Рому мертвым, – сказала она, – я была на его могиле, я помню, какой влажной и сырой была земля и эта… изгородь с шишечками. Единственное, о чем я могла тогда думать, – как холодно ему там лежать, ведь он так легко простывает. Как будто это имело значение! И мама… Я должна была с ней проститься. Или хотя бы попросить прощения. Там, на могилке. А я просто сбежала. Убежала как можно дальше и как можно быстрее.
– Ты убежала ко мне, – сказал он.
Его рука, всего минуту назад такая теплая и родная, показалась вдруг невыносимо тяжелой.
– Не к тебе, – сказала Женя, – ты появился потом.
Она выпростала руку из-под его ладони и уцепилась крючком пальца за скользкую фарфоровую ручку чашки. Загорчил на языке остывший зеленый чай.
– Я знаю, что это твой отец, – Алексей медленно, с усилием ворочал слова, – но как он мог выставить тебя из дома? Какой он после этого… отец?
– Ты не понимаешь, – сказала она, желчь обволокла гланды, мешая дышать, – это я во всем виновата.
Задрожали руки, на темной вишневой скатерти расплылось мокрое чайное пятно.
– Так не бывает, – глядя в сторону, сказал Алексей, – в жизни как на дороге. В аварии виноваты все. Этот поспешил, тот не учел, дорожник не там укрепил знак…
– Спасибо за аналогию, – горько усмехнулась Женя, – считай, что это была улица с односторонним движением, в которую въехал пьяный водитель.
Глава 43
Женя погладила пальцем фигурку быка на удачу, глубоко выдохнула и набрала родительский номер.
– Алло? – сказала в трубку Наталья настолько похожим на мамин голосом, что у Жени перехватило дух.
– Ната, это я, – проскрежетала она.
Наталья молчала так долго, что оглохло прижатое к телефонной трубке Женино ухо.