– Давай выпьем, и ты мне все расскажешь подробно, – донеслось в ответ.
– Ну хорошо, давай выпьем.
– Я уже налила остатки водки.
– А я уже иду к бару и достаю из него бутылку шотландского виски.
Налив рюмку, я чокнулась с трубкой и рассказала Миле, что произошло в этот злосчастный вечер.
– Может, в него эта шлюха стреляла? – предположила Мила.
– Ты точно еще не протрезвела. Как же она могла выстрелить, если ты ее отравила? Вадим звонил ей домой и на сотовый. Все телефоны молчат. На реке никого не было.
– Ах, так. Значит, он ее обыскался. Перепугался, бедненький, что его давалка пропала.
– Немедленно прекрати! – прикрикнула я и налила себе вторую рюмочку.
– Я знаю, отчего это произошло, – Милка тихонько всхлипнула и снова чокнулась с трубкой. – Господи, и почему я не выпила эту колу сама? Вадим нашел другую потому, что я не могу иметь детей.
– Что?
– Я никогда не смогу забеременеть и родить ребенка.
– Твое заболевание не имеет никакого отношения к рождению ребенка.
– Когда я была больна, мне удалили матку.
– Как? Ты никогда не говорила мне об этом…
– А что, по-твоему, я должна была об этом кричать направо и налево? Беременность могла спровоцировать развитие злокачественной опухоли в яичниках. Разве ты не знала, что существует связь между молочной железой и яичниками? Меня стерилизовали.
– Даже если и так, это ерунда. Вы с Вадимом можете кого-нибудь усыновить. Многие семьи имеют приемных детей. Родители их любят и прекрасно с ними ладят.
– Знаешь, мы с тобой бывшие раковые больные и на нас всегда будет стоять клеймо.
– Неправда. Моему Юрьевичу глубоко наплевать на то, что было со мной раньше. И я уверена, что если бы со мной случилось еще одно несчастье, он бы всегда был рядом и помог мне справиться с любыми трудностями.
Я не сомневалась, что Мила не обратила внимания на мои слова. Она пила водку как воду и слушала только себя.
– Всю мою жизнь слово «рак» означало смерть. Я всегда боялась этого слова, а когда им болел кто-то из моих знакомых, просто сжималась от страха. А потом заболела я и тогда перестала относиться к этому, как раньше. Я не испугалась. Я просто хотела жить. Любой ценой, чего бы мне это ни стоило. Я излечилась и научилась не вспоминать про эту болезнь, но я никогда не думала, что именно она станет причиной разлада моей личной жизни.
– Не говори глупостей. Твоя бывшая болезнь тут совершенно ни при чем. – Я почувствовала, как к моему горлу подступили слезы отчаяния.
– Тогда почему он с ней связался?
– Не знаю.
– Но кто-то же должен за все это ответить!
– Мне кажется, что ответили уже многие. Любовница твоего мужа отравлена. В твоего мужа стреляли. Кто бы это мог быть?
– Ума не приложу. – Мила задумалась. – Он был отродясь никому не нужен. У него и дел особых никогда не было. Большие деньги не водились. Если в человека стреляют, то из-за денег, а у нас их не было.
– Человека убивают не обязательно из-за денег.
– Ты хочешь сказать, что могут быть еще какие-либо причины?
– Масса причин. Любовь, ревность, предательство.
– Если так, то, значит, в него его шлюха стреляла.
– Да как же она могла в него стрелять, если ты ее отравила?
Милкины рассуждения начинали меня раздражать.
– Получается, что я ее недотравила, и она осталась жива.
– Если бы она осталась жива, ты бы уже давно сидела за решеткой.
– Так куда она подевалась? Трупа же на берегу мы не видели!
– Не знаю.
– Прямо чертовщина какая-то или фильм ужасов.
Устав разговаривать с Милой, я пожелала ей спокойной ночи и пообещала заехать утром, чтобы отвезти в больницу к Вадиму. Поставив бутылку в бар, я достала записную книжку Вадима и нашла телефон Ольги. Последние слова подруги прочно запали мне в душу и не давали успокоиться. Недотравила… Недотравила… Где же Ольга? В морге, в больнице, дома? Да и связано ли покушение на Вадима с отравлением Ольги? Вроде бы тут не может быть никакой связи.
Три часа ночи. Для телефонных звонков поздновато. Но это не тот случай, когда нужно соблюдать правила приличия. Набрав телефонный номер, я напряглась, словно струна, и принялась терпеливо ждать. Ждать пришлось недолго, словно на том конце провода сидели у телефона, позабыв про ночной отдых и сон.
– Простите за столь поздний звонок, я могу поговорить с Ольгой?
– А Оленьки еще нет. – Вне всякого сомнения, голос принадлежал пожилой женщине. Она была очень взволнована, слышались даже немного плаксивые, истеричные нотки.
– А вы не подскажете, где она? Она мне очень нужна.
– Не знаю. Я сижу у окна и всматриваюсь в темноту. Она до сих пор не вернулась. Ее мобильный отключен. Обычно она меня предупреждает, что где-то задерживается, а в этот раз даже не позвонила…
– Вы ее мама? – Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.