Нечеловеческий фактор

Только после этих слов пассажиры с других рейсов стали медленно, но без слов выходить на трап, а с него на бетонку.

— Пострадавшие в давке есть? — крикнул один из сержантов. — Подойдите ко мне. Оформим протокол.

— Мне, — показала Галя стюардессам и бортмеханику, приподняв юбку чуть выше колена, — мне вот синяк посадил кто-то. Ногами махал. Но кто — не помню. А так… Ну, Валюхе ещё кто-то в ребро локтем въехал, Верке тоже локтем в ухо «засветили», Мише Шувалову, пока он народ уговаривал, обе ноги оттоптали. Не видели, что прихрамывает он?

— Так что — повоевали мы без потерь. Но ранены почти все, — закончила рассказ Галина и засмеялась.

* * *

Машина летела ровно, легко. В иллюминаторах на уровне глаз было беспросветно темно, а если взгляд поднять — глазам становилось больно от искрящихся переливами звёзд, которых видно было ничтожную малость, но которой хватало, чтобы небо казалось ближе. И звёзды висели близко-близко над салоном самолёта. Все почти спали. Угомонились студенты и лыжники, дремали учителя, врачи, улетавшие со свадьбы. Громко храпел молодой доктор наук Николай Журавлёв, главный инженер фабрики Кызыл-Ту, который каждый раз встречал Новый год в Москве, на родине, с друзьями детства, улетевший по пьянке в чужих ботинках, которые были на три размера больше. Хорошо, уютно было в салоне. Из динамиков плыла мягкая лирическая музыка и пахло крепким чаем из-за шторы, за которой были скрыты красивые стюардессы.

Минут за сорок до снижения Шарипов тронул Мишу за рукав.

— Слушай, давай в последний раз.

— Что? — Шувалов оглянулся. — В какой последний раз? И что?

— Мне неудобно уже. Я с ним гавкнулся крупно, с Лопатиным, — Байрам вздохнул. Глаза свои, переполненные злостью он сжал до узких щелочек. — Свяжись с Максимычем. Пусть мне домой позвонит на городской. Может, возьмёт уже трубку, если пришла эта профура. Или забыла, что я через час дома буду и шарахается ещё по шалавским делишкам своим…

— Боря, да она спит скорее всего. Вы же с ней выпили до фига. Сам говорил. Просто тяжелее выходит с бодуна, чем ты, — Шувалов включил прямую радиосвязь с Лопатиным. — Это Шувалов, Максимыч. Просьба. Позвони домой Байраму. Ответят или нет?

— Повиси минуту на этой частоте. Сейчас, — слышно было как Лопатин щёлкает по кнопкам телефона. — Трубку сняли. Женщина. Приятный голос. Новая жена Байрама?

— Дома она. Ответила. Всё нормально, — сказал Миша Шарипову, поднял вверх большой палец и продолжил разговор с Лопатиным. — А чего вы все молчите? Общая частота диспетчерская свободна. Работает. Зелёный огонёк на лампочке. — Команду на снижение когда ждать?

— Будете резко снижаться — это запрещаю сразу. Женьке уже запретил, — торопливо заговорил руководитель полетов. — Штормовая обстановка примерно на двести километров к северу, до вас уже растянулась. Рано начнёте снижение — влезете в болтанку. Ямы там секунд по десять провала. А скорость у тебя сейчас всего шестьсот. Клюнешь носом или свалишься на крыло. В штопор вряд ли, но турбулентности наешься по самое «не надо». Короче, готовься.

— Минут десять и Женя тебя подхватит. Макаркин. Новенький диспетчер наш. Я его контролирую. Но ведёт тебя он. Эшелон десять возьми и не ниже. Женя даст команду на смену коридора, эшелона и даст координаты выхода на полосу. Ты, главное, на неё точно попади. И на глиссаду, и на дальний горизонтальный курсовой маяк Женя наведёт. Чтобы и по высоте и по курсу садились правильно.

— Так Байрам теперь командир, — сказал Миша. — С ним Женя пусть контачит. Шарипов сажать машину будет. Что там на земле?

— Хуже не бывает. Про посадку на приборах я зря ляпнул. Потому, что вручную будете сажать. Скорее всего. Приборы сдохнут при такой гадской погоде. Не «увидят» и не «услышат» правильно. Помехи будут и вы промахнётесь, — Лопатин вздохнул. — А по наводке и корректировке диспетчера сядете. На "соске" у него сидеть — надёжнее будет. По приборам автоматической посадки в этих условиях не может быть

Женя подведет к полосе на тридцать метров высоты. И даст на кабину зелёный луч прожектора. Значит, идёте правильно. Опускайтесь. Садитесь. Жене-то полосу глазами видно. Внизу около земли нормальная видимость. Но спускаться по стрелкам да индикаторам — опасно. Уже никак не поднимешься с двадцати метров, если прибор из- за бури «промазал». А Женя вас увидит на тридцати метрах вертикали и удалении двести пятьдесят метров. И, если норма — посветит зелёным. Гляди на вышку диспетчерскую.

Если красный мигающий прожектор видишь — срочно поднимаетесь и набираете высоту для нового захода. Понял меня? Опуститесь ниже, и окажется, что на полосу не попадаете, не видите её — надо срочно рвать рули на себя. Да газу до отказу на все четыре движка. И очень срочно уходить на второй круг. И так — пока Женя не скажет, что можно садиться, это когда он уточнит скорость вертикального и горизонтального сближения с полосой.

— Шарипов не вытащит машину. — Миша закричал — Он забыл что это значит — рвать рули. Что, курсы ему читать по пути на кладбище?