Нечеловеческий фактор

Самолёт снова пошел по кругу на эшелоне пятьсот метров. И уже даже Лопатин в диспетчерской подумал, что Шарипов машину посадит. Первый блин был только немного комом и слегка подгоревшим. Но Байрам вдруг побледнел, успел сказать Шувалову, что теряет сознание от напряга, тут же сильно выдохнул и отключился, уронил голову на штурвал. Бортмеханик, штурман и второй пилот отнесли его в кубрик стюардесс и Горюнов с Мишей сели на свои места. Миша сказал второму пилоту.

— У нас на южной стороне облёта прилавки гор справа будут на пятнадцать километров в стороне. Поэтому снижаемся сейчас до сорока метров и идём под туманом. Тогда я на полосу знакомой дорожкой железно подойду.

— Я тоже подержу сорок метров. Вдвоём легче. На этой высоте тумана нет, но дует — я те дам! Пятнашка на секунду точно есть.

Самолёт завершал круг неровно. Его трясло, опускало и поднимало, движки выли так, будто прощались. Будто отвалятся сейчас. Перепуганный насмерть народ в салоне так истошно и страшно кричал, что даже привыкшим ко всему пилотам стало не по себе.

— Они, наверное, центровку сбили, — сказал Шувалов. — Вова, если они все убежали в хвост, то мы горизонталку на приземлении не удержим. Зацепимся за полосу задницей и на мослы уже не встанем. Иди. Глянь. Если что — грубо растащите всех, чтоб равновесие было хоть небольшое.

Горюнов выскочил в салон. На него с кресел кинулось несколько человек. Из последних сил они произносили со стоном одно слово — «Сядем?»

Расцентровки не было. Все сидели на местах, придавленные к креслам силами небесными. Многие были без сознания. С багажных полок продолжали сыпаться всякие предметы, запасные гидравлические шланги и отрывались пластиковые крышки от багажников. Володя побежал обратно, сбил с ног стюардессу Наталью и уже занёс ногу на высокий порог перед кабиной, как его кто-то схватил за плечи и с силой медведя рванул назад. Горюнов упал на спину и увидел, что Шарипов, пришедший в себя, стягивает с кресла Шувалова и пытается в него запрыгнуть. Он махал руками, повернулся и Володя по искаженному лицу Байрама понял, что тот рассудком подвинулся далеко и, может, надолго.

— Теперь разобьёмся непременно, — вслух подумал Горюнов, подпрыгнул, схватил со столика штурмана мегафон, ворвался в кабину и с большого размаха вогнал мегафон Байраму в шею. Тот снова вырубился. Володя выдернул его из кабины за ноги, бросил на пол и выматерился, показывая бортмеханику и штурману на длинное мягкое тело начальника лётного отдела.

— Руки и ноги свяжите ему хотя бы галстуками. Верёвок нет. И в кубрик стюардесс его отнесите. Быстро! — он перешагнул через Байрама и сел на свою «табуретку» второго пилота. — Всё, Миша, я его пришиб. Пусть меня судят, бляха. Вон зелёный луч. Надо сесть.

— Идёте ровно по широте и долготе. Сейчас полоса начнётся. Ищите белую линию по центру. Высота тридцать. Снижение на три градуса каждые две секунды. — хрипел Макаркин в рацию. — Сейчас касание. Через десять секунд.

В это мгновение машину та же потусторонняя рука резко толкнула вправо от широкой белой полосы, накренила правым крылом к снегу.

— Горизонт держи! — закричал Шувалов. — Рога на себя! Равняем машину и нос вверх. Угол атаки двадцать!

И они вдвоём заставили двигатели выжать из себя последние лошадиные силы, заставили нос подняться. Перестали видеть прожектор. Зато в глаза обоим брызнул яркий свет миллионов звёзд из других, возможно — потусторонних миров.

Глава пятнадцатая

— Радиосвязь включи! — закричал Шувалов диспетчеру по рации. — С нашего радио запишу в «чёрный ящик» и тебе отдельно на вашу магнитную катушку моё последнее слово «DETRESFA»! Да, Женя, SOS! Терпим бедствие, просим помощи! Пусть останется. Помощи я попросил! Пусть вот этот SOS зафиксируется! Пусть будет запись, что SOS я попросил! Хотя помочь экипажу уже невозможно. Прощайте! Тяги на подъём нет, скорость упала. Не вижу выхода. «DETRESFA»! Конец!

Связь разорвалась.

Макаркин подбежал к окну. И он был вторым после Миши, кто понял, что самолёта «Ил-18» с бортовым номером семь пять один пять восемь больше не существует. В два прыжка до окна долетели все диспетчеры. Они выдернули из прожекторов зелёный и красный фильтры, развернули отражатели на полосу и молча наблюдали за катастрофой. Машину ветер снёс правым шасси с полосы, «мосол» подломился, отлетел назад, «ИЛ» лег на правое крыло и огромные обороты двух двигателей сначала разметали снег до замёрзшей травы, потом земля покрошила пропеллеры на мелкие куски металла, крупной шрапнелью улетевшего в степь со свистом и воем, как будто это были пули и снаряды миномёта. Потом самолёт встал на крыло, оно переломилось у основания и из крыла — одновременно бака топливного, горючим и маслом залило оба двигателя, которые вспыхнули, взорвались, переворачивая машину на потолок и покрывая фюзеляж огнём.