Нечестивец, или Праздник Козла

Еще в кадетах и потом, на всех постах, он выказывал отвагу и в минуты опасности всегда действовал с таким бесстрашием, что снискал себе у товарищей и у подчиненных славу настоящего мужика. Он всегда был хорошим бойцом что в перчатках, что на кулаках. И никогда никому не позволял относиться к нему неуважительно. Но как и у стольких офицеров, как у стольких доминиканцев, в присутствии Трухильо все его мужество, все его достоинство мигом куда-то девались, его разум и мускулы сковывал паралич и нападали покорность и лакейская почтительность. Тысячу раз он спрашивал себя, почему одно только присутствие Хозяина – его пронзительный, как флейта, голосок и твердый стальной взгляд – морально уничтожало его.

Именно потому, что генерал Роман знал эту власть Трухильо над собой, он отозвался мгновенно, когда пять с половиной месяцев назад Луис Амиама впервые сказал ему о заговоре, ставившем целью покончить с режимом:

– Похитить его? Какая чушь! Пока он жив, ничего не изменится. Его надо убить.

Они находились на банановых плантациях Луиса Амиамы, в Гуайубине, Монтекристи, и с залитой солнцем террасы смотрели, как струятся перед ними глинистые воды реки Йаке. Кум рассказал ему, что они с Хуаном Томасом задумали эту операцию, чтобы не дать режиму окончательно потопить страну и тем самым приблизить революцию в кубинском стиле. План был серьезным, Соединенные Штаты стояли за ними. Генри Диборн, Джон Бенфилд и Боб Оуэн из дипломатического представительства официально поддержали их и поручили представителю ЦРУ в Сьюдад-Трухильо, Лоренсо Д.Берри («Хозяину супермаркета Уимпис?» – «Да, этому самому»), снабдить их деньгами, оружием и взрывчаткой. Соединенные Штаты были обеспокоены выходками Трухильо и после покушения на венесуэльского президента Ромуло Бетанкура хотели убрать его но в то же время обезопасить себя от того, чтобы его место занял второй Фидель Кастро. И потому были готовы поддержать какую-нибудь серьезную группу, разумеется, антикоммунистическую, которая бы затем образовала военно-гражданскую хунту, а та через полгода провела бы выборы. Амиама, Хуан Томас Диас и гринго пришли к согласию: Пупо Роман возглавит эту хунту. Кто лучше него сможет договориться с военными и обеспечить спокойный переход к демократии?

– Похитить его и просить, чтобы ушел добровольно?! – возмутился Пупо. – Да вы ошиблись страной и не на ту личность напали. Никогда он не дастся живым, кум. И отречения вы у него не добьетесь. Его надо убить.

Шофер джипа, сержант, вел машину молча, и Роман жадно затягивался своими любимыми сигаретами «Лаки Страйк». Почему он согласился вступить в заговор? В отличие от Хуана Томаса, попавшего в немилость и выброшенного из армии, ему было что терять. Он поднялся до самого высокого поста, о котором мог мечтать военный, и хотя бизнес у него не очень ладился, поместье все равно оставалось. Опасности, что его пустят с молотка, уже не было после уплаты Земледельческому банку четырехсот тысяч песо. Хозяин погасил его долг не из любви к его персоне, а из гордыни, поскольку считал, что его семья ни в коем случае не должна выглядеть плохо, семейство Трухильо и его близких должно оставаться незапятнанным. Не жажда власти, не перспектива стать временным президентом Доминиканской Республики – а возможность, большая возможность превратиться затем в президента избранного – заставили его согласиться на заговор. Заставили его злоба и ярость, накопившиеся от бесконечных оскорблений Трухильо, жертвой которых он стал, женившись на Мирейе и превратившись благодаря этому браку в члена привилегированного и неприкасаемого клана. Поэтому Хозяин и продвигал его прежде других, поэтому назначал на высокие посты и время от времени делал подарки звонкой монетой или подачками, что позволяло ему жить на широкую ногу. Но за блага и назначения ему приходилось расплачиваться – терпеть грубые выходки и презрительное отношение. «А это стоит дороже», – подумал он.

За эти пять с половиной месяцев каждый раз, когда Хозяин его унижал, генерал Роман говорил себе, точно так же, как сейчас, когда ехал в джипе по мосту Радамеса, что скоро он будет жить своей собственной жизнью и станет нормальным человеком, а не прихлебателем, кем его все время норовит выставить Трухильо. Луис Амиама с Хуаном Томасом и не подозревали, что он вступил в заговор, чтобы доказать Хозяину, что не такой он рохля, как тот считает.

Он поставил условие: не шевельнет пальцем, пока своими глазами не увидит казненного. Только тогда он поднимет армию и арестует братьев Трухильо и наиболее связанных с режимом офицеров и гражданских, начиная с Джонни Аббеса Гарсии. Ни Луис Амиама, ни генерал Диас не должны никому говорить – даже руководителю ударной группы Антонио де-ла-Масе, – что он участвует в заговоре. Не должно быть никакой переписки, ни телефонных переговоров, только разговоры с глазу на глаз. Он постепенно, с осторожностью, будет ставить на ключевые посты доверенных офицеров, так чтобы в решающий день войска подчинились ему по первому слову.