Нечестивцы

— Ты не прогневала меня. Ты просто мне надоела.

Отодвинул ее в сторону, чтобы выйти из комнаты…потому что все мои мысли были о маленькой, сочной блондинке, которая сидит в своей спальне и…конечно же всеми фибрами душим не ждет и не хочет меня. Зато я ее пиздец как хочу. И, естественно, получу.

— Славянка никогда не даст тебе того, что даст чеченка! — выпалила позади меня, — Она не любит тебя, она не покорна, она…она предаст тебя при первом же удобном случае.

— Авра…иди к себе. Не зли меня. Иначе завтра тебя уже здесь не будет!

Вышел из комнаты и направился к Карине, отчеканивая каждый шаг и предвкушаю встречу. Рыдания Авры меня совершенно не тронули. Женщины любят рыдать по поводу и без. Пусть порыдает. Если продолжит мне надоедать уедет из дома.

***

Я понимал, что в чем-то подвох. Не то что понимал, а стопроцентно знал. Эта вороновская шлюшка что-то задумала не просто так она вдруг накрасилась и вертела передо мной задом.

Что это? Что за лживая игра в соблазнение? Наклонил голову к правому плечу, хрустнув позвонками и наблюдая как она стирает помаду, глядя в зеркало. Блондиночка. Такая сочная, яркая, такая …соблазнительная и стервозная дрянь. Играет вечно в святую невинность. Как будто не она мне не целкой досталась.

Вспоминаю свой момент адского разочарования и понимания, что оплошал, что сделал ставки не на ту, что меня облапошили. Я чувствовал себя обманутым, чувствовал как будто мне выкрутили мозги и наебали меня по полной программе. Скорее я не мог ей простить ее рваной целки, чем того, что она дочь Воронова.

Но вместе с тем она мне нравилась. Адски, дико, бешено нравилась. Еще никогда меня так не перло от женщины, никогда не одолевал такой сумасшедший стояк. И это при том, что ни одно наше совокупление не произошло по ее воле. Нет, она не сопротивлялась. Никогда.

И не потому что хотела меня, нет. Скорее, потому что всегда боялась и пыталась скрыть этот страх. Я списывал его на ее презрение ко мне и ненависть.

Но она мне нравится…Даже ее вот эта строптивость и смиренно-бунтарская покорность. Когда я буквально каждым нервом ощущаю, как она хочет встромить мне в сердце нож.

Мне нравится ее спина, ее изогнутый позвоночник, ее выпирающие косточки и такие невинные по-детски угловатые лопатки. Перевел взгляд в зеркало на ее лицо. Держится дрожащими руками за столешницу. Смотрю на ее волосы, на курчавый локон у розовой мочки уха. Она такая белоснежно-розовая, что кажется мне иногда куклой.

Знаю, что не хочет, чтоб подошел. Напряглась. А я не намереваюсь давать ей сраную передышку. Малышка пыталась сыграть в какую-то игру и соблазнить меня. За это последует расплата.

Медленно подошёл к ней и остановился прямо за ее выгнутой спиной. Опирается руками на трюмо и смотрит на меня через зеркало. Если подастся назад, то моя грудь упрется в ее спину. Взбудоражился от этой мысли. Поднял руку и, не отрывая взгляда от ее лица в зеркале, тронул кончиками пальцев тонкие кружева нижнего белья, которое она впервые для меня надела. И я, черт раздери, не знал какого хера она это сделала. Дернулась и подалась вперед. Не хочет, чтоб я прикасался. Ни хера, девочка, ни херааа. Я не просто прикоснусь, я сегодня буду засовывать в тебя пальцы, свой язык и свой член. Сегодня ты будешь кончать для меня. Сегодня мы поиграем в мою игру…если уж ты решила поиграть. Я хочу послушать как ты стонешь, когда кончаешь. Интересно ты когда-нибудь кончала? Тот, кто сбил тебе целку, он доводил тебя до оргазма? Сегодня я спрошу у тебя об этом. Мы поговорим и потрахаемся так как никогда раньше.

— Мне нравится.

Выдал я и потрепал кружево, поддевая его пальцами и проводя ими же по ее коже. На ней выступили мурашки. Не от возбуждения сто процентов.

— Встречай меня всегда так.

Как мне нравилось, как вспыхивают ее глаза от ярости, когда я отдаю ей приказы. Но я и не говорил с ней иначе. Пусть знает свое место. А оно у моих ног, подо мной и никак не выше уровня моего члена.

— Обойдёшься.

Наглая сучка. Но разве это не заводит. Усмехнулся уголком рта. Дерзит. Боится и сопротивляется. Эта сила, стержень внутри нее возбуждают сильнее всего. Не овца. Не такая как все остальные кого я когда-либо имел. ЕЕ покорность скорее оцепенение, а внутренняя борьба происходит всегда. Но если бы она сопротивлялась и хотя бы раз сказала мне нет я бы ее не тронул. Я подонок…но не насильник. А сучка всегда молчит и дает. Боится, трясется, отворачивается, но никогда не сопротивляется и не говорит нет. Добрая что ли, блядь?

Стискивает свои пальцы, буквально заламывая их. Снова это сопротивление, которое она старается не показывать, и я не понимаю, что происходит в ее голове. Да, мы почти не разговариваем…я чаще просто прихожу, разворачиваю спиной к себе, наклоняю над столом или толкаю на постель и беру ее сзади.

— Тогда зачем так оделась?

— Просто так.