В письмах постоянно повторялись отчаянные мольбы к Джоан вернуться — Роффкейл пытался защитить женщину, к которой даже не смел подойти на публике. Джоан Тальботт — леди высшего света, а Питер Роффкейл — неоперившийся юнец из низших слоёв общества, бедно одетый, с ногтями черными, как у всякого демона.
Я листал страницы, касаясь бумаги в тех местах, где дотрагивалась до неё Джоан; к отпечаткам ладоней Роффкейла, прижимавшего к столу листки, чтобы те не скользили, пока он писал; к отдельным особо трудным словам, под которыми Роффкейл водил пальцем, проверяя их правописание. Чёткие сгибы писем оставались не разглаженными, словно Джоан не разворачивала их до конца, читая украдкой, опасаясь подсознательно, что кто-нибудь может подсмотреть содержимое. Бумага в местах, где её пальцы пробегали снова и снова под некоторыми фразами, была слегка потёртой. Каждый дюйм исписанных старыми выцветшими чернилами листиков нёс в себе прикосновение Роффкейла к любимой. Розовые бледные пятна расцвечивали страницы, где Джоан прижималась губами к его подписи в конце писем.
От приторно-сладких проявлений чувств этих двоих откровенно мутило, в то же время они вызывали лёгкую зависть. Но следовало сосредоточиться на поиске деталей, касающихся расследования, о которых упоминал Харпер. Я достал из конверта последнее письмо. Роффкейл был более искусен в живописании убийств, чем в любовной лирике. Не оставалось никаких сомнений, что он собственными глазами видел расчленённые трупы шлюх обоих полов. Он рассказывал о них непринуждённо, с непосредственностью, с которой мог бы объяснять кому-то, как пройти к булочной.
Роффкейл описал состояние, в котором мы с Харпером обнаружили его тело, довольно точно. Я ощутил, как от страничек повеяло холодом. Письмо несло в себе продирающее морозцем кожу на хребте предчувствие. Роффкейл боялся, что погибнет, как остальные жертвы. Возможно, он даже знал, что ему уготована именно такая смерть. Я вернулся к первой странице.
Роффкейл неразборчиво намарал несколько строчек на полях. Поначалу я не обратил на них внимания, ошибочно сочтя это очередным стихотворным бредом. Приглядевшись, я понял, что, исписав лист полностью, он нацарапал их на оставшемся свободном месте. Корявый стиль приписки затмил своей безграмотностью остальное послание.
Странно, однако, что он непрестанно умоляет её вернуться в Подземелья Преисподней. Насколько я понял, убийства произошли именно там или где-то рядом. Зачем он просит Джоан Тальботт возвратиться туда, если ей намного безопасней оставаться в доме мужа? Интересно. Если Роффкейл предвидел, что станет очередной жертвой, знал, что не сможет противостоять убийцам, каким образом он собирался не дать в обиду Джоан?
Пробежав ещё раз глазами по строчке, написанной блёклыми чернилами, я нахмурился. Что же на самом деле кроется за призывами вернуться в ряды Добрых Сограждан: обещание предоставить Джоан безопасный приют или?.. Почему я не подумал об этом раньше? А если Питер Роффкейл не предлагал защиту, но умолял о ней? Я взглянул, каким числом датировано послание. Написано недавно, за день до исчезновения Джоан Тальботт. Сложив странички, я засунул их в грошовый конверт из грубой бумаги. Почтовый штемпель на нём свидетельствовал о том, что отправлено письмо было на следующее утро. Леди Тальботт должна была прочесть его за несколько часов до своего исчезновения.
— Ну что? — Голос Харпера, раздавшийся прямо за моим плечом, застиг меня врасплох, я едва не подпрыгнул от неожиданности.