Нечестивые джентльмены (ЛП)

— Да, сэр, — поклонился Джайлз и тихо вышел из холла.

— Как ты? — спросил Харпер, когда они остались одни.

Белимай осторожно приоткрыл глаза настолько, чтобы осмотреться.

— Проклятый свет. Слишком ярко, — глухо сказал он.

Мраморный пол сверкал, отражая лучи света, падающие на него из окон. Хотя на стенах больше не висели гобелены со святыми мучениками, в доме всё ещё встречались пережитки его ранней истории. На каждой двери и над каждым проёмом были выгравированы позолоченные кресты. Узкие окна в витражах окрашивали утренний свет в яркие цвета. Изображения крошечных лучистых ангелов в разгаре боя и грешников в муках пыток сияли высоко под потолком.

Вслед за Белимаем Харпер поднял взгляд на яростного красноглазого ангела мести. Эту сцену, вместе с сотней других, он видел день за днём во времена своей юности и позже, когда учился в колледже Святого Беннета. Как и крест, ангелы стали ему настолько знакомы, что теперь он их едва замечал.

Зрачки Белимая расширились и сузились. Губы дрогнули, но рот не издал ни звука. Харпер про себя задался вопросом, не мерещатся ли ему галлюцинации.

— Белимай, это всего лишь витраж.

— Она похожа на твою сестру, — в конце концов ответил он.

Харпер вновь поднял взгляд на окно. Белимай был прав. Ангел с витража и правда напоминал Джоан. Не милую кареглазую девочку из его воспоминаний, а разгневанную женщину, в которую она превратилась после убийства Питера Роффкейла. Ангел парил над ним и словно зачитывал обвинительный приговор.

— Харпер, — прошептал Белимай.

— Что? — перевел на него взгляд Харпер.

Лицо Блудного совсем побелело. Он пошатнулся, и Харпер придержал его за плечо.

— Ничего, — прошептал Белимай, — я просто… — и осел на пол.

Харпер успел его поймать и поднял на руки.

Ближайшей к ним спальней оказалась детская. Харпер сомневался, что Белимай высоко оценит обстановку, но в тот момент он бы вряд ли обратил на неё внимание. Стены комнаты были выкрашены в яркие цвета, а кровать устилало покрывало с вышитым по краям именем Харпера.

Положив Белимая на постель и выпрямившись, Харпер увидел, что тот пришёл в себя. И рассматривал дальнюю стену.

— Господи боже, — пробормотал он, — это что, правда облака на стенах?

— Да. Давай, надо тебя раздеть.

Но когда Харпер потянулся расстегнуть пальто Белимая, тот отпрянул. А затем вдруг закрыл ладонями лицо.

— Снова тошнит?

Харпер почувствовал легкую панику, пытаясь найти в комнате что-то, подходящее на роль таза.

— Нет, — медленно опустил руки Белимай. — Но на секунду показалось, что я опять попал в Дом Инквизиции.

Он хмуро уставился на дальнюю стену с ее пушистыми белыми облачками.

— Где я, чёрт побери? — требовательно спросил он.

— Мы в детской. И тебе нужно раздеться и лечь. — Харпер осторожно потянул на себя сапоги Белимая, а затем снял с него пальто. — Это единственные комнаты, которые по-настоящему обновили за последние сто лет. Надеюсь, ради труб, подающих воду прямо сюда, и обогрева ты сможешь потерпеть раскрашенные под небо в облаках стены с потолком.

— Личинки, — пробормотал Белимай.

— Личинки?

— Липкие кучки личинок. Они проедают стены.

— Они ненастоящие, — сказал Харпер.

— Знаю, — ответил Белимай, не отрывая взгляда, — Но галлюцинация очень убедительная.

Он казался до странного спокойным. Харпер не знал, то ли дело в усталости или же галлюцинации были Белимаю далеко не в новинку. Он понаблюдал ещё немного: Белимай продолжал прожигать взглядом стены, словно винил их за то, что видел.

— А знаешь, что самое плохое? — спросил он, не переводя глаза на Харпера.

— Что?

— То, что они идут из моего собственного сознания. — Белимай выдавил из себя по-напускному широкую улыбку. — Эти уродливые тельца выползают из уродливого меня.

Он по-прежнему смотрел вперёд. Харпер начал волноваться.

— Я раньше и не осознавал, насколько хорошо знаком с личинками, — продолжал Белимай. — Такие белые и мягкотелые. Их влажные ротики никогда не перестают жевать. Они лоснятся.

— Постарайся о них не думать. Спи. — Харпер мягко перехватил руку Белимая и стащил с него рубаху. Мокрую от пота. Он отбросил её в сторону. Кожа на груди Белимая была мертвенно-бледной, а шрамы от молитвенных машин — тревожно покрасневшими.

— Я не хочу закрывать глаза, — сказал Белимай. — Не хочу видеть их у себя в голове.

— Они исчезнут, обещаю.

Харпер снял с Белимая остатки одежды. Каждый раз, когда его руки касались кожи, Белимай делал резкий короткий вдох. Жёлтые глаза шарили по дальней стене. Харпер уложил его обратно на спину.

— Тебе нужно поспать, Белимай.

— Нет, не нужно, — прошептал тот. Но смотрел он даже не на Харпера, его широко раскрытые глаза были устремлены в пустоту слева.

Он так долго держал их открытыми, что в уголках наметились, а потом пролились по щекам слёзы.

— Белимай, — мягко сказал Харпер. — Закрой глаза.

— Сам закрой, — прошипел он.

— Зачем?

— Не хочу, чтобы ты меня таким видел. — Белимай оторвал взгляд от потолка и уставился прямо на Харпера. — Закрой глаза.

Харпер зажмурился.

Он услышал, как завозился в одеяле Белимай.