Нечестивый союз

— О да, — промямлил он наконец, надеясь, что столь немногословный ответ поможет ему не попасть впросак.

Джонстана, однако, этот ответ привел в недоумение.

— Моя матушка всегда твердила то же самое, — сказал он, пожав плечами. — Но до сих пор ни один из докторов не разделял ее мнения. Что ж, я скажу ей, что она может лакомиться им, сколько душе угодно.

Любопытно все-таки, о чем шла речь, вздохнул про себя Бартоломью. Оставалось лишь надеяться, что неведомое лакомство, к которому питала пристрастие матушка Джонстана, не пойдет ей во вред.

Покинув Фисвик, Бартоломью, согласно распоряжению канцлера, направился в замок, дабы сообщить Талейту еще об одной жертве неведомого убийцы. Де Ветерсет вынужден был признать, что они не имеют права хранить в тайне очередную страшную находку, и неохотно согласился поставить шерифа в известность. На прощание канцлер напомнил Бартоломью, что о трупе Фруассара ему следует молчать, ибо огласка чревата новыми убийствами.

Бартоломью провели в тот же самый кабинет, где минувшим днем беседовал с шерифом Майкл. Поначалу Талейт отказался его принять, заявив, что он слишком занят и не собирается тратить время на досужую болтовню с университетскими бездельниками. Бартоломью пришлось сообщить сержанту о новой жертве убийцы. Тому ничего не оставалось делать, кроме как проводить доктора в кабинет шерифа. Едва войдя, Бартоломью понял, что вчерашний разговор с Майклом настроил шерифа против всех представителей университета. Врач с раздражением подумал, что друг его мог бы быть поучтивее. Если они с шерифом действительно желают поймать злоумышленника, им следует помогать друг другу, а не предаваться пустым раздорам.

Бартоломью попытался исправить дело и осведомился у Талейта о здоровье жены и маленького сына. Когда ребенок появился на свет, кожа его имела странный желтый оттенок. Повитуха непререкаемым тоном заявила, что в теле младенца слишком много желтой желчи и, дабы привести жизненные соки в равновесие, необходимо пустить ему кровь. Кровопускание традиционно считалось прерогативой цирюльников, однако после черной смерти в городе остался один-единственный представитель этого славного ремесла — никому не внушавший доверия Робин из Гранчестера. Именно поэтому к ребенку пригласили Бартоломью.

Осмотрев новорожденного, доктор заявил, что в кровопускании нет ни малейшей необходимости. Вместо этого он посоветовал нанять ребенку кормилицу и прописал легкую настойку ромашки, чтобы облегчить лихорадку и вызвать целительный сон. Появление в доме кормилицы позволило матери новорожденного отдохнуть, и вскоре, несмотря на мрачные предсказания повитухи, мать и младенец стали быстро поправляться. Правда, осмотрев роженицу, Бартоломью вынужден был признать, что вследствие полученных при родах повреждений она более не сможет иметь детей. Во время своего последнего визита в дом шерифа доктор с удовольствием убедился, что мать и ребенок здоровы, веселы и более не нуждаются в его услугах.

Тем не менее Талейт принял вопрос Бартоломью с откровенной враждебностью и погрузился в чтение бумаг.

— Какое вам дело до моей семьи? — процедил он, не поднимая головы.

Подобный ответ обескуражил Бартоломью. На правах доктора он всегда осведомлялся о самочувствии своих знакомых, и те отвечали ему с неизменной готовностью. Должно быть, Талейт поссорился с женой, решил Бартоломью. Не пытаясь более завоевать расположение шерифа, он перешел прямо к цели визита. Услыхав о том, что найдено тело еще одной убитой женщины, Талейт утратил напускное хладнокровие и в ужасе вскочил со стула.

— Господи боже, еще одна мертвая потаскуха! И снова с перерезанной глоткой!

Бартоломью молча кивнул, ожидая, пока шериф успокоится.

— Скорее всего, эту женщину убили и положили в гроб Николаса около месяца назад, — сообщил он, когда Талейт опустился на стул. — Вечером накануне похорон канцлер и его клерки оставили гроб с телом Николаса в часовне. Отец Катберт утверждает, что гроб был запечатан, прежде чем церковь закрыли на ночь. На следующее утро останки Николаса собирались предать земле. Однако ночью кто-то похитил его тело и заменил его телом убитой женщины.

— Но зачем? — вопросил Талейт, задумчиво покачав головой. — Я не вижу причин для столь мерзостного деяния.

— Я тоже пребываю в полной растерянности, — развел руками Бартоломью. — Неизвестный злоумышленник никак не мог знать, что впоследствии могила Николаса будет вскрыта. Полагаю, он рассчитывал, что подмену обнаружат прежде, чем гроб опустят в могилу.

— Значит, по-вашему, убийца хотел, чтобы в гробу Николаса нашли женский труп? — спросил Талейт, теребя свою жидкую бородку. — Да, по всей видимости, так оно и есть. Ведь тела прочих своих жертв он оставлял в довольно многолюдных местах. Например, в саду вашего колледжа, доктор.

— Есть еще одно крайне неприятное обстоятельство, — произнес Бартоломью. — На убитой была козлиная маска.

— Козлиная маска? — изумленно выдохнул Талейт. — Доктор, вы смеетесь надо мной?

— Ничуть, — покачал головой Бартоломью.