Нечто большее…

Нет, то, что мы вместе, он дал мне понять практически сразу — ещё с воскресенья, последовавшего за моей «пьяной» субботой.

Мой диван не был рассчитан на двоих, а Дэвид категорически отказался спать на полу. Когда наутро я, страдая и от головной боли, и от боли в затёкшей спине, в мечтах о ванной и таблетке аспирина переползала через Дэвида, он одним быстрым рывком поджал меня под себя.

— М-мм, с добрым утром, — замурлыкал он мне в шею.

— Ты уверен? — простонала я.

Дэвид засмеялся и, подняв голову, внимательно меня осмотрел. Взъерошенный и не выспавшийся, со следом от подушки на заросшей за ночь щеке, он был безумно притягателен. Тёплый, большой, манящий, сексуальный. И если бы мне так сильно не хотелось в туалет…

— Уверен, малышка, — повторил он и быстро поцеловал меня в губы. — Болит голова?

— Очень, — прохныкала я.

— Тогда справляемся сначала с твоей бедой.

— У тебя тоже есть беда? — переспросила я, и звук собственного голоса молоточком простучал в голове.

— И ещё какая!

Дэвид выразительно ткнулся в меня бёдрами. Я не удержалась от удивлённого вскрика: да, его «беда» определённо требовала разрешения.

Вернувшись из ванной, я нашла Дэвида на кухне. В трусах и босиком он стоял пред плитой, где в этот момент аппетитно скворчала яичница. Пахло поджаренным беконом.

— Где ты всё это взял? — удивилась я, прекрасно помня содержимое своего холодильника: галлон молока, упаковка тёртого сыра, розетка сливок и полфунта кофейных зёрен в морозилке.

— Сэм привёз. — Не поворачиваясь, Дэвид махнул кухонной лопаткой на стол, где лежала упаковка хлеба. — Тостера не нашёл, так что просто намажь джемом.

— У меня нет джема.

— Правда? Очень жаль.

Почему-то стало стыдно за свою бесхозяйственность. Хотя, я никогда не принадлежала к числу тех женщин, что способны из веточки петрушки и упаковки пасты соорудить обед из трёх блюд.

— Извини. Обычно я завтракаю в кафе, поэтому…

— Не извиняйся. — Дэвид ловко разложил яичницу по тарелкам и поставил их на стол. — Съешь всё. Только после этого получишь аспирин.

— Я не помню, в какой коробке лекарства.

— Может, в той, на которой написано «Лекарства»? — заметил он с улыбкой. — Вчера я видел её в спальне. Очень предусмотрительно с твоей стороны всё подписать. Но, на всякий случай, Сэм заехал в аптеку. — Он небрежно махнул на стоящую на кухонной стойке знакомую бело-желтую упаковку.

Сев за стол, я недовольно уткнулась взглядом в тарелку. Градус нереальности происходящего зашкаливал. Не мой дом, не моя кухня, не мой мужчина. И жизнь будто вовсе не моя. Но с другой стороны, чья же? Вот я. Я сижу на кухне. Да, стол не мой. Но тарелки — мои. Как и приборы. Знакомо жужжит кофеварка… Так почему мне не удаётся избавиться от чувства, что я здесь сторонний наблюдатель?

— Ешь, Бет.

— Не могу.

— Надо.

— Не надо мне приказывать. Я не Сэм.

Изучающий взгляд исподлобья. Саркастическая улыбка.

— У тебя всегда по утрам плохое настроение? Или это из-за похмелья?

— Настоящий джентльмен не стал бы напоминать даме о её недостойном поведении.

— Настоящая дама не стала бы ершиться, а молча съела свой завтрак и получила заветную таблетку. А потом бы занялась сексом с настоящим джентльменом. Как тебе такой расклад?

— Не надо меня воспитывать, — сказала я перед тем, как взять вилку и положить в рот первый кусок.

— Что ты, милая, и в мыслях не было!

Какое-то время мы ели молча.

— У тебя нет ощущения, что всё неправильно? — поинтересовалась я.

— Есть, — согласился Дэвид, энергично жуя бекон. — Джема нет. Тостера. Я обязательно на завтрак должен съесть тосты с джемом.

— С каким?

— Любым. Но лучше клубничным.

Я прыснула.

— Что? — Дэвид нахмурился.

— Ты любишь клубничный джем?

— Да.

— Смешно.

— Да ладно!

— Мужчины обычно не любят клубничный джем. Они любят соус табаско, крылышки барбекю, стейк слабой прожарки. В крайнем случае — пирог из ревеня.

— Всё, что ты назвала — в любое время, но не за завтраком. Кроме, может, пирога. Но и для него сгодится джем. Перебьёт вкус ревеня.

Я засмеялась, и вся неловкость между нами улетучилась. В доказательство, я залезла в тарелку Дэвида и стащила кусочек бекона.

— Ты всегда так делаешь? — Сердитый взгляд серебристых глаз пригвоздил меня к стулу.

— Вообще-то, нет. То есть, у меня нет привычки воровать еду из чужих тарелок.

— Это обнадеживает.

Дэвид раздражённо начал накалывать вилкой остатки яичницы, а с меня будто сорвали одеяло: только что было тепло, а теперь я продрогла до костей.

Можно было бы и промолчать, списать всё на утреннее раздражение. В конце концов, я первая начала не с той ноты. Но мне вдруг показалось очень символичным выяснить всё сейчас, за нашим первым завтраком. Перед началом нового дня, который, возможно, станет первым в череде многих, которые я проведу с Дэвидом.

— Если ты, как Джоуи из «Друзей», не любишь делиться едой, скажи об этом сразу. Но что-то мне подсказывает, что дело не в беконе.

Дэвид не ответил. Взяв свою тарелку, он встал из-за стола и поставил её в раковину. Затем достал с полки две чашки и налил кофе. Одну он поставил передо мной.

— Я не знаю, как ты любишь. Сливки, сахар…

— Сливки, пожалуйста.