Нечто из Рютте @el_biblioteka

– Нет, все-таки надену еще поножи.

– У-у, – только и смог произнести коннетабль, но добавлять ничего не стал, а помог застегивать поножи.

Когда все было готово, солдат спросил:

– Ну, где ваши люди?

– Там, – махнул юноша рукой в сторону стоявшей почти в луже телеги, возле которой толпились люди.

– Эй, ты. – Солдат указал на мужика пальцем. – Это ты предлагал ночлег за крейцер?

– Я, господин, – оживился тот, подбегая.

– Тебя зовут Яков?

– Ёган, господин.

– Ну да, как же иначе, присмотри за моим конем и вещами. Если что-то пропадет, я отрублю тебе пальцы. Понял?

– Понял, ага-ага.

– Если меня убьют, в сумке на седле бумага, там имена моей матери и моих сестер. Они живут в Руудсдорфе. Коня и снаряжение отдашь им. Себе за услуги возьмешь двадцатую часть. Двадцатая часть – это половина десятины. Понял?

– Нет, господин, не понял, – испуганно ответил крестьянин.

Солдат его уже не слушал, лишь крикнул, отворачиваясь:

– И не вздумай своровать хоть пфенниг. Коннетабль, пойдемте, где ваши люди?

– Эй, вы, – крикнул мальчишка, – ко мне!

Стражники, шлепая по грязи и лужам, подбежали. Это были немолодые уже мужики, прожившие жизнь с копьем в руке и со шлемом на голове. Усатые, худощавые, но крепкие.

– А почему вы без щитов? – спросил солдат. – Где ваши щиты?

Те молча уставились на коннетабля, который тоже молчал.

– Ладно, значит, оба встанете вторым рядом. Первыми встанем мы с коннетаблем. Ты за мной, а ты за коннетаблем. Сразу выставите копья вперед, только не суй мне его под мышку, возьми чуть правее, будешь сторожить меня справа, а ты коннетабля слева. Из-за нас не вылезать. Нам не мешайте и колите при первой возможности. Если у них щиты, колите в ляжки и пах, про голову – забудьте. И смотрите по сторонам, среди них должен быть лучник, да, должен быть хоть один.

Солдаты опять косились на коннетабля, но тот молчал.

– Все ясно?

– Ясно, господин рыцарь, – ответил один из бойцов.

– И не вздумайте бежать, увижу, кто побежит, – сам убью.

– Значит, драка будет? – спросил один из стражников.

– Я постараюсь этого избежать. Нам нужно забрать у них баб.

– Значит, будет драка, – произнес второй.

– Думаешь?

– А кто ж по пьяни баб отдаст?

– Посмотрим. Читайте молитву, кто знает, и пошли. Коннетабль, а сколько вы сможете собрать людей, если мы заберем у них женщин?

– В замке сержант и два человека, но барон их брать не позволил. Шестеро на заставах охраняют дороги.

Солдат остановился, коннетабль и его люди остановились тоже.

– Что с вами, коннетабль? Волнуетесь?

– Ну, я… не то чтобы… нет, я готов сразиться.

– Это ваше первое дело?

– Ну, я пока что только конокрадов ловил, дезертиров отгонял, дебоширов из трактира в подвал сажал. А вот так… чтобы вот с такими… ну, это первый раз у меня.

– Да не волнуйтесь вы, я думаю, сегодняшний день мы переживем.

– Да?

– Да. Вежливо попросим вернуть баб. Вернут – мы уйдем. Не вернут – мы тоже уйдем. Пойдем собирать людей. И чем больше соберем, тем меньше у них будет охоты с нами драться. Ясно?

– Ясно, – сказал коннетабль.

– Ясно, – отозвался один из его людей.

– Тогда с Богом, – произнес Ярослав Волков и толкнул дверь в харчевню.

Там было на удивление светло и тепло, в очаге горели дрова, а абсолютно голая простоволосая женщина большой деревянной ложкой перемешивала что-то в большом котле на огне.

– Ой, – сказала она и присела на корточки, чтобы скрыть наготу.

Солдат осмотрелся: вторая голая женщина лежала на полу между лавкой и столом. Над ней, за столом, поставив свои босые ноги прямо на женщину, сидел длинноволосый дезертир. Еще один дезертир лежал на лавке у стены, а двое других уже стояли посреди харчевни.

Один здоровенный детина также был бос, и кроме штанов на нем был дубленый тулуп, обшитый синим атласом, – вещь дорогая, но хозяину явно не по размеру, едва бы застегнулась. Детина, словно хворостиной, поигрывал вполне себе увесистой секирой. На втором была тоже дорогая, двойной кожи подкольчужная рубаха, добрые сапоги, и он сжимал копье. На его левой руке у мизинца и безымянного пальца не хватало фаланг. У того, что сидел за столом, через всю левую часть лица шел шрам, а у здоровяка не было половины левого уха. Тот, что лежал на лавке, встал, потянулся, взял не спеша копье и тоже вышел на середину

«Да, – подумал солдат, – народец резаный-рубленый, как бы коннетабль и его люди не сбежали, глядя на них». И произнес:

– Здравы будьте, братья-солдаты.

– И тебе, брат-солдат, здравым быть, – ответил тот, что был в кожаной рубахе, с заметным южным акцентом.

– Вдоволь ли у вас хлеба, братья-солдаты? – спросил Волков.

– Горек хлеб солдатский, – заговорил тот, что встал с лавки, у него была рассечена верхняя губа и не было зуба, он пришепетывал. – Из крови и грязи хлеб солдатский, и его у нас вдоволь.

Он тоже говорил с акцентом. У солдата сомнений не было – это ламбрийские наемники.

На этом церемониальная часть была закончена, и тот, что был в кожаной рубахе, спросил:

– А что это вы так долго под дождем стояли? Стеснялись зайти, а, брат-солдат?

– Не хотели вас тревожить, брат-солдат.